Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия

Царь уяснил для себя, что именно российская монархическая практика с ее элементами восточного деспотизма и завинчивания-отпускания гаек показала себя в анархические 1848–1849 годы наиболее жизнеспособной и «троноустойчивой». Причем без гильотин, без аутодафе, без пугачевщины, без пролития океанов крови своих подданных. Просто силой политической воли и демонстрацией решимости.

Союзники, не ведавшие традиций абсолютной монархии с восточно-деспотическим уклоном, этого не понимали, не желали слушать «советов постороннего», зачиная показательные игры в либерализм. Зато в нужный момент всегда обращались за мольбами к спасению не на Запад, с его демократическо-хапужническими традициями, а на Восток, с его «азиатским варварством». А потом этих же «варваров» и ненавидели за помощь.

Поэтому в начале 1850-х годов начали воротить носы от «рабской России», предпочитая лишь использовать ее в своих пангерманских устремлениях.

К тому же Австрия имела большие виды на бурлящие Балканы, которые вот-вот должны были отвалиться от некогда Блистательной, а ныне разлагающейся Порты. Россия же, пытавшаяся всячески опекать балканских единоверцев (не без собственной выгоды, конечно), ей тут только мешала.

Да и в самой Турции на троне падишахов сидел уже не всем обязанный Петербургу Махмуд II, а заглядывающий в английский рот султан Абдул-Меджид (британского посла на Босфоре Чарльза Стрэтфорд-Каннинга за глаза именовали «вторым султаном»), мечтающий приобщиться к «европейским ценностям» в виде возвращения потерянных в войне с гяурами территорий.

Безусловно, здесь и российская дипломатия наворотила таких дел, что впору именно ее обвинять в «крымской катастрофе». Угодливый карлик Нессельроде напевал Николаю: «Положение России и ее властелина не было с 1814 года еще никогда столь блестящим и столь великим». Турцию иначе как «больным человеком» еще с екатерининских времен не называли и вообще всерьез не воспринимали. А когда турки (под нажимом французов) забрали ключи от Вифлеемского храма в Иерусалиме у православной миссии и передали их католикам, вообще начали стучать кулаками по столу, как на собственных подданных.

Личный посланник императора князь Меншиков в Константинополе позволял себе вообще не удостоить посещением даже для протокольного визита реис-эфенди (главу турецкого МИДа) Фуад-пашу. Оскорбленный эфенди подал в отставку. К султану князь явился как в кабак – не в мундире, а в цивильном платье. Более того, даже не вникал в написанный проект русско-турецкой конвенции, где стараниями оборотистого сэра Стрэтфорд-Каннинга фраза «делать представление перед турецкими властями» была переведена как «отдавать приказы».

Министр иностранных дел Великобритании Джордж Кларендон ехидно заметил Меншикову: «Хорошенькие дела вы творите». Даже новый реис-эфенди Рифаат-паша убеждал князя: «Во имя Господа будьте умеренны, не доводите нас до крайности: вы заставите нас броситься в объятия других». Тоже хороший гусь, уже ведь бросились даже без всяких «усилий» его светлости.

Сам Меншиков был сбит с толку и фактически согласился на вынос вопроса о покровительстве христианам в турецких владениях за пределы двусторонних переговоров. Хотя сам Николай его же напутствовал перед поездкой, что Турция – не европейская страна, а «разлагающийся труп», и ее пускать в «европейский концерт» нельзя. Теперь же получалось, что Турцию поддержали и Англия, и Франция, и Австрия, мечтавшие тоже попокровительствовать христианам в свою пользу. В доказательство своих претензий Франция даже ввела в Босфор свой 90-пушечный паровой линкор «Шарлемань», нарушая Лондонскую конвенцию о проливах 1841 года (объявлялись в мирное время закрытыми для военных судов всех стран).

Провалами русской дипломатии чудесно воспользовалась дипломатия туманного Альбиона. Зацокали каблучки посланников в Стокгольме, Берлине, Вене, Турине, зашелестели мягкие тапочки в Варшаве, Бухаресте, Яссах, Тегеране, Кавказских горах. Шведам пообещали вернуть Финляндию и Аландские острова, Пруссии – Прибалтику, Австрию задобрить балканскими жирными кусками Порты, Дунайские княжества побаловать известной автономией, поощрить потерпевшую от «кафиров» Персию, ободрить загнанных в горы джигитов, намекнуть полякам на возможное освобождение. Даже далекому от «европейского оркестра» Сардинскому королевству обещали за поддержку отдать Венецию и Ломбардию (те послали к Севастополю потом один корабль).