Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…

Почему? Не потому ли, что прощальное слово вступало в резкую коллизию с настроением либеральной общественности, воспринимавшей и оправдывавшей переворот, как неизбежную реакцию на антипатриотическую позицию старой власти? Не потому ли, что впечатление, полученное Бьюкененом (узнав о приказе Николая II, Бьюкенен писал: «Государь показал себя с самой благородной стороны. Все личные соображения были им отброшены, и все его мысли были направлены на благо Родины»), — не потому ли, что это впечатление могло совпасть с аналогичным в армии, которое не могло бы оправдать ни ареста бывшего Императора, ни юридического расследования его прикосновенности к воображаемой «измене?» [65].

Виновники катастрофы

Важно разобраться в том, кто почему и зачем сломал нравственный стержень в себе, в армии, во всей России — в то трагическое для страны время.

Если во время кризиса 1899–1907 гг. смутой и революцией верховодили «духовные наследники» нечаевских бесов, то с осени 1916 года видимой частью непримиримой оппозиции Николаю II были либералы западного толка — как в Думе, так и в великосветских салонах Петрограда и в ближайшем окружении самого Государя. Они хотели, чтобы Россия стала подобием английской монархии, где глава государства «царствует, но не правит». Именно этим объяснялись истеричные требования оппозиции «дать ответственное перед Думой министерство», т. е. переподчинить правительство Думе — и это во время войны! А кто сказал, что это было бы лучшее правительство? Будет оно лучше или хуже — об этом оппозиция даже не думала. Она не обосновывала, она требовала.

Править могучей после победы в войне Россией хотели они. Заговорщики понимали, что после начала запланированного весеннего наступления 1917 года и вызванного им подъема патриотизма их шансы на взятие власти будут равны нулю — поэтому февраль-март 1917 года был для них решающим.

Напомним также, что, согласно воспоминаниям начальника Петроградского охранного отделения генерала К. И. Глобачева, в начале 1917 года Николай II планировал отменить все ограничения для евреев в апреле 1917 года [33, гл. 5]: «Министр юстиции Добровольский мне лично говорил, что проект закона о равноправии евреев был уже приготовлен и, по всей вероятности, закон был бы объявлен на Пасху 1917 года».

Возможно, еще и поэтому заговорщики-масоны (здесь речь идет о русских масонах и Военной ложе, в которую они вовлекли несколько генералов Русской армии) так спешили с заговором — после отмены Государем всех ограничений для евреев они вряд ли с таким восторгом встретили бы перемены во власти.

Конечно, известно, что Николай II «в личном качестве» был антисемитом (как и прежние российские императоры), но как глава государства он руководствовался именно и только интересами России и спокойствия всех народов, ее населяющих. Известно, что он считал отмену всех ограничений для евреев возможной и необходимой только после повсеместного повышения уровня образования русского народа. Введение всеобщего обязательного среднего образования планировалось на 1918 год; всеобщее обязательное начальное фактически планомерно вводилось еще с 1908 года.