Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…

В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения мною за себя и за сына моего от Престола Российского власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.

Кто думает теперь о мире, кто желает его, тот — изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестно нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.

Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе святой великомученик и победоносец Георгий.

НИКОЛАЙ. 8 марта 1917 года.

Ставка. Подписал: начальник штаба, генерал Алексеев [104, 51].

Временное правительство побоялось довести последний приказ Царя до армии. Расскажу об этом немного подробнее.

Специальной телеграммой Гучкова на имя Алексеева категорически запрещалось передавать приказ в войска. Алексеев, недавно рыдавший при прощании с Государем, немедленно исполнил этот приказ, хотя он не был подчинен военному министру.

«До Государя, — пишет Дубенский, — на другой день дошло известие о запрещении распубликовывать его прощальное слово войскам, и Его Величество был глубоко опечален и оскорблен этим непозволительным распоряжением» [118]. Кстати, именно генералу Свиты Д. Н. Дубенскому (не изменившему Государю) принадлежат слова «отрекся, как сдал эскадрон» — и сказал он их, возмущенный и потрясенный событиями 1–2 марта в Пскове, имея в виду хамское (по сути) отношение генералов-заговорщиков (Рузского и Алексеева) к Николаю II, а вовсе не отношение самого Государя к отречению (Дубенский считал это отношение и поведение Государя в те дни стоицизмом). И только с подачи А. Блока [95] эта фраза стала интерпретироваться известным с тех пор противоположным образом…

Вернемся к последнему приказу Николая II по армии и флоту. Почему же Временное правительство испугалось этого спокойного и внешне совершенно не опасного приказа свергнутого Царя? С. П. Мельгунов пишет: