– Вы поняли, что происходит? Нет ещё? Крестьяне покупают хлеб! Не производят и продают, а покупают! Те, кому на роду написано выращивать зерно и торговать им с городом и другими странами, вынуждены его приобретать, в том числе и за границей! И таких у нас пятьдесят миллионов, покупающих основной и прибавочный продукт, который, производись он в достаточном количестве, можно было бы обменять на промышленные изделия или экспортировать. Можно ли представить себе более абсурдную ситуацию? Они из-за безденежья ничего не могут купить и ничего не способны предложить на продажу кроме своих малограмотных и неквалифицированных рук… Это я министру Боголепову, который никак не поймёт, сколько нужно школ…
И вот итог, с которым мы вползаем в двадцатый век: хлеб, точнее тот прибавочный продукт, который мы хотим экспортировать, мы вынуждены тратить на наших же крестьян, которые его произвести не в состоянии. И мы не можем обменять его на те промышленные европейские товары, которые сами делать не умеем или не хотим.
При словах «не умеем или не хотим», произнесённых царём наиболее чётко и с расстановкой, министр путей сообщения князь Хилков наклонил голову и сжал губы. Это были его мысли. В 1860-х годах, когда появилось большое либеральное течение по освобождению крестьян, он раздал большую часть своих земель крестьянам и, будучи крайне либеральных воззрений, уехал в Америку почти без всяких средств. Поступил на службу в англо-американскую компанию по сооружению Трансатлантической железной дороги сначала простым рабочим, спустя четыре года стал заведующим службой подвижного состава и тяги. Потом, оставив Америку, он около года прослужил слесарем на паровозном заводе в Ливерпуле.
И это после Пажеского корпуса и службы в лейб-гвардии! Он был одним из тех немногих князей, которые не чурались самого пролетарского труда и готовы были отвечать за свои решения. Известен такой случай. Незавершённость Кругобайкальской железной дороги серьёзно осложняла снабжение войск. Чтобы решить эту проблему, Хилков приказал проложить рельсы прямо по льду Байкала и сам повёл поезд, так как машинисты испугались смелого решения…
Князь посмотрел Европу и Америку со всех сторон и был полностью согласен с царскими словами про нежелание и неумение выпускать промышленную продукцию. Это было то, что его самого возмущало и огорчало как настоящего патриота Отечества. А император тем временем продолжал:
– И вот сейчас, в начале двадцатого века, мы имеем пятнадцать миллионов крестьянских хозяйств, не производящих, а потребляющих добавленный продукт, и совершенно безумную экономическую реальность – восемьдесят миллионов человек для экономики не существуют. Причём для двадцати пяти миллионов из них уже сейчас нет ни работы, ни хлеба, и количество полностью обездоленных с каждым годом только увеличивается. «Эта убыль в хлебе, – читаем мы в Трудах Особого совещания, – не пополнена избытком потребления мяса, овощей и т. п., а составляет действительную убыль, которая была разложена между населением в виде сокращённого питания и между хозяйственным скотом, частью тоже ухудшением его корма (замена хлебного корма соломой), частью же просто распродажей скота».
Я представляю, как хохотал бы Маркс, если бы узнал, что русский царь и его министры позволяют себе, имея двадцать пять миллионов свободных рабочих рук, добровольно отказываться от прибавочного продукта, который могут произвести эти руки. Мало того, они вынуждены тратить прибавочный продукт, чтобы хоть как-то прокормить эту преступно и халатно не используемую рабочую силу…
Министры пока ещё не могли переварить всю вываленную на них информацию, зато они хорошо знали, что означают слова «преступно» и «халатно», произнесённые самодержцем таким тоном, каким обычно произносят речь на суде обвинители. Панические мысли «отставка без мундира, ссылка, тюрьма» настолько явственно читались на их лицах, что император остановился, мягкой кошачьей походкой подошёл к столу и начал не спеша набивать трубку, любуясь результатами своей речи, разрушительной для психики чиновников.
– Хочу вас повеселить, – усмехнулся он в усы, когда министры преодолели оцепенение и начали понемногу приходить в себя. – Когда внезапно упали цены на хлеб на международной бирже, вот что написали «Петербуржские ведомости»: «Натуральное хозяйство оказало России великую услугу, оно служит причиной того, почему земледельческий кризис, охвативший всю Европу, нами переносится сравнительно легче. У нас есть огромное количество хозяйств, стоящих вне влияния низких хлебных цен».
Вы понимаете, какую выгоду нашли газетчики? Цены на хлеб упали – упали прибыли, а у нас огромное количество хозяйств, на которых это никак не отразилось, потому что они хлеб растят только для себя. А некоторым стало даже лучше – у нас добрая половина крестьянских хозяйств хлеб покупает. Получается, что наше сельское хозяйство демонстрирует полную невосприимчивость к колебаниям биржевых цен. Ну, разве это не успех?