Император Юлиан

Кстати, вот еще один случай (лезет тут в голову всякая чушь!). В день, когда Юлиан выступил в поход на Персию, землетрясение произошло в Константинополе. Я предупредил Максима, что, если он разболтает об этом Юлиану, я его просто прикончу. Насколько мне известно, он не проговорился.

Юлиан Август

К концу февраля я закончил диспозицию персидского похода. Легионам было объявлено, что мы выступаем на восток в начале марта. Кроме того, я известил наместника Тарса, что по возвращении из похода встану на зимние квартиры в его городе, так как не желаю возвращаться в Антиохию. Содержание моего личного послания наместнику сразу же стало известно антиохийскому сенату. Как они сокрушались, упрашивая меня изменить решение! Но я был неумолим. Итак, все было готово и я отправлялся на войну в самом лучшем расположении духа. Отъезд омрачила лишь внезапная болезнь Оривасия. У него началась лихорадка, и он не смог отправиться в поход со мной. Это был тяжелый удар, но через несколько месяцев мы увидимся в Тарсе.

За день до выступления из Антиохии состоялась моя прощальная встреча с Либанием. Знакомство с этим мудрым человеком - едва ли не единственное светлое впечатление, оставшееся у меня от этого мерзкого города. Из-за подагры Либаний не смог присутствовать на обеде, который я давал днем раньше, но на следующий день ему стало легче, и он оказался в состоянии прийти на площадку для верховой езды, где я в это время занимался фехтованием.

То был день, когда впервые по-настоящему запахло весной. В воздухе было разлито тепло, на небе ни облачка. Появились первые весенние цветы, совсем еще маленькие, но заметные в прошлогодней пожухлой траве. Я фехтовал с Аринфеем. Начали мы в полном зимнем обмундировании, но к моменту прихода Либания мы уже разделись до пояса и обливались потом под жаркими лучами весеннего солнца.

Присев на табурет, Либаний терпеливо дожидался конца поединка. Аринфей сложен как бог и к тому же много проворнее меня, зато я сильнее, так что наши силы примерно равны. Кроме того, разве допустимо, чтобы простой офицер победил императора, пусть даже и понарошку?

В конце концов Аринфей, издав пронзительный вопль, нанес мне по щиту мощный удар, от которого я пошатнулся и отступил назад. Он уже замахнулся было на меня своим тупым учебным мечом, но тут я величественно поднял руку и важно проговорил:

- Нам надлежит принять квестора Либания.

- Ну вот, как всегда, только я беру верх… - проворчал Аринфей и бросил доспехи ближайшему солдату, который подхватил их на лету, а сам, оставшись в одной набедренной повязке, лениво удалился.

- Молодой Алкивиад, - заметил Либаний, провожая одобрительным взглядом мускулистую фигуру Аринфея, исчезнувшую в дверях казармы.

- Будем надеяться, что он не станет изменником, как тот. - Тяжело дыша, я завернулся в плащ и присел на складной стул. Наступила долгая пауза. Поняв, что у Либания ко мне какой-то личный разговор, я дал страже знак отойти в дальний конец площадки.

Либаний вел себя как-то необычно, он явно нервничал. Чтобы снять напряжение, я отвлек его каким-то философским вопросом. Он ответил, и к нему вернулось самообладание. И все же прошло некоторое время, прежде чем он набрался мужества, чтобы изложить свою просьбу.

- Август, у меня есть сын. Ему пять лет. Его мать… - Тут он смутился и замолк.

- Его мать - рабыня?

- Вольноотпущенница. Она была моей рабыней.

Меня позабавило это неожиданное свидетельство неугасшей мужской силы - мне казалось, у человека его возраста подобное должно давно остаться в прошлом. Кстати, когда Либаний жил в Константинополе, он пользовался достаточно скандальной репутацией: то и дело попадал в историю с молодыми девицами из родовитых семейств (впрочем, с юношами тоже). Я не очень-то верю сплетням завистников и неудачливых соперников Либания, но дыма без огня не бывает, если не считать того, что болтают обо мне!

- Ты понимаешь, я не могу передать этому мальчику - его имя Симон - права наследования. Пока я жив, я в состоянии его обеспечивать. Но умри я, и он останется без гроша и будет немногим лучше раба. Не будь меня, его давно бы уже продали в рабство.

- Ты хочешь, чтобы я признал его твоим законным наследником?

- Да, Август. Хотя закон…

- Недвусмыслен. Этого нельзя сделать, но на то я и император. Я обойду его и издам особый указ. Напиши прошение, я сам представлю его в Священную консисторию. - Либаний рассыпался в благодарностях. Это был первый случай, когда он открыто давал волю своим чувствам. Ранее я знал его лишь как невозмутимого философа, всегда готового дать объяснения по любому вопросу. Мне представлялось, что его единственная страсть - наука. Но сейчас передо мной сидел отец, преисполненный заботы, и это меня растрогало.

Затем речь зашла о предстоящем походе. Я пригласил Либания отправиться со мной, но он сослался на нездоровье, и мне пришлось согласиться, что для человека со слабым зрением, который к тому же мучается подагрой, походная жизнь - настоящая пытка.