Читаем Император Юлиан полностью

После этого утешительного начала я подробно изложил им план комита Феликса. Скосив глаза, я видел, как он шевелит губами, неслышно повторяя за мной доводы, которые изложил мне всего лишь несколько минут назад. Антиохийцы слушали меня в смятении. Лишь как следует их напугав, я добавил:

- Но я знаю, в правом деле на вас можно положиться. - При этих словах по залу пронесся громкий вздох облегчения.

С ответным словом выступил антиохийский городской префект.

- Ты можешь положиться на нас во всем, государь, - заверил он меня. - От лица всех присутствующих здесь заверяю тебя, что мы не станем поднимать цены на хлеб выше обычного уровня. Тем не менее нужно принять во внимание, что в этом году действительно случился недород.

- Сколько медимнов? - оборвал я его. Префект несколько мгновений совещался с какими-то людьми с каменными лицами.

- Четыреста тысяч, государь.

- Пошли людей в Халкиду и Иерополь, - приказал я Салютию. - Там есть запасы зерна. Закупи его по обычной цене. - Я взглянул на статую Диоклетиана; его величественное лицо по-прежнему сохраняло высокомерное выражение. Как он презирал людей.

Стоило антиохийцам удалиться, как на меня набросился Феликс.

- Что ты наделал! - завопил он. - Я их знаю лучше. Теперь они припрячут и это зерно и вызовут голод, а потом начнут продавать. Когда же ты снова захочешь их усовестить, они в ответ тебе заявят: но так делается всегда. Цены всегда устанавливаются сами собой, и не следует вмешиваться в действие законов рынка. Помяни мое слово… - взмахнул Феликс костлявым пальцем у меня перед носом и вдруг замер в растерянности.

- Что с тобой? - спросил я.

Бросив на меня отсутствующий взгляд, комит Феликс схватился за живот.

- Рыбный соус, Август, - произнес он, бледнея. - Не следовало мне его пробовать, да еще в такую жару. - С этими словами он в полном отчаянии бросился к выходу. Стыдно признаться, но мы с Салютием проводили его громким смехом.

- Прошу прощения, Август, - воскликнул он, - но меня призывает некто выше тебя. - С этой шуткой на устах Феликс нас оставил, а через час его нашли мертвым, сидящим в отхожем месте. Мне никогда уже будет не найти такого замечательного советника по финансовым вопросам.

* * *

Через две недели меня посетило страшное видение. В тот день я удалился для молитвы в храм Зевса на горе Казной - это недалеко от Антиохии, в Селевкии. В храм я пришел перед самым восходом солнца. Для жертвоприношения все было приготовлено заранее, без той бестолковщины, что встретила меня в Дафне. Я совершил омовение, надел священный плащ и произнес необходимые молитвы. К жертвеннику подвели белого быка. Я занес над ним нож и вдруг потерял сознание.

По мнению дяди, причиной моего обморока был суточный пост перед жертвой. Возможно, он и прав, но я вдруг почувствовал, что моей жизни угрожает опасность. Мне было ниспослано предостережение. Нет, я не видел лица Зевса и не слышал его голоса, но меня вдруг поглотило безбрежное черно-зеленое море. Это было предупреждение: мне грозит насильственная смерть. В чувство меня привел Оривасий: он засунул мне голову между колен, и я очнулся.

Тем же вечером слышали, как два пьяных солдата говорили, что о персидском походе беспокоиться нечего: мои дни сочтены. Этих солдат арестовали, и они указали еще на восемь соучастников. Все это были галилеяне, которых подстрекали к распространению подобных слухов какие-то смутьяны - впрочем, ни одного из них так и не удалось найти. На следующий день во время смотра войск меня должны были убить, а Салютия провозгласить императором.

Узнав об этом, Салютий ужасно смутился, но я успокоил его, сказав, что не верю в его причастность к этой безрассудной авантюре.

- Ты легко мог убить меня и более хитроумным способом,

- подбодрил я его дружеской шуткой, так как всегда питал к нему уважение.

- Я ничуть не желаю тебя убивать, Август, хотя бы потому, что скорее покончу с собой, чем позволю провозгласить себя императором.

В ответ я рассмеялся.

- Я тоже так когда-то думал, но удивительно, до чего быстро меняются наши взгляды, - и совершенно серьезно закончил: - В случае моей смерти я хотел бы видеть тебя своим преемником.

- Нет! - яростно закричал Салютий. - Я не принял бы короны даже из рук самого Зевса!

Я готов ему поверить, и дело тут не в скромности и не в том, что он считает себя недостойным. Как раз наоборот. Просто он считает, хотя и не говорит, но мне и так ясно, что над императорским саном тяготеет какое-то - не могу подобрать слова, кроме самого страшного, - какое-то проклятие, и он готов на все, лишь бы его избежать. Возможно, Салютий и прав.

Десять солдат-заговорщиков были казнены, а во время смотра, где меня должны были убить, я выступил с речью, заявив, что не желаю продолжать расследование. Я заявил, что, в отличие от своего предшественника, вовсе не боюсь неожиданной смерти от руки предателя. Стоит ли мне ее бояться, если сам Зевс предостерег меня?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза