Читаем Император Юлиан полностью

Под Бингеном меня ожидал сюрприз. Преторианский префект Флоренций, с которым я не виделся более двух лет, вдруг объявился и привел свою армию мне на подмогу. Поскольку мы вот-вот должны были уйти на зимние квартиры, мне оставалось только поблагодарить его за великодушный жест и вытянуть из него как можно больше хлеба и денег. Между нами состоялся забавный разговор.

Оба лагеря были разбиты за городом, армия преторианского префекта встала южнее нас, ближе к реке. Я предпочел жить в палатке: город отстраивался, и там стоял страшный шум и сутолока. На следующий день после того, как наши армии соединились, Флоренций попросил у меня аудиенции. Я дал согласие принять его, не без удовлетворения отметив, что теперь уже он явился ко мне, а не стал требовать, чтобы я явился к нему.

Флоренций прибыл на закате. Я принял его один в своей палатке. Его поведение заметно изменилось - против обыкновения он почтительно приветствовал меня и даже не счел возможным пошутить по поводу моих спартанских привычек. Он был чем-то явно обеспокоен. Но чем именно?

Мы сидели на складных стульях у входа в палатку. Вдали над зеленой стеной леса высились серые башни городских укреплений Бингена, озаренные золотыми лучами заходящего солнца. Несмолкающий шум лагеря вокруг нас сливался с пением птиц, и это настраивало на благодушный лад.

- Известно ли тебе, цезарь, что персы готовы идти на нас войной? - начал издалека Флоренций.

Я ответил, что мне известно только то, что известно всем: посольство, отправленное Констанцием к Шапуру, вернулось ни с чем.

- Боюсь, дела обстоят гораздо хуже. - Руки Флоренция дрожали, взгляд беспокойно блуждал, как у птицы, которая ищет, на какую бы ветку сесть. - Несколько месяцев назад Шапур вторгся в Месопотамию и осадил Амиду.

Меня не столько удивило то, что персы начали против нас войну, сколько то, что это событие от меня скрыли. Обычно в нашей империи не успеет слететь с плеч чья-нибудь голова, как вести об этом распространяются на тысячи миль вокруг, будто их разносит ветер - нет, даже быстрее, будто их мчат лучи солнца. Никто не знает почему, но слухи движутся быстрее пеших и даже конных всадников - это общеизвестный факт. Почему же именно на этот раз такого не случилось - без обиняков задал я Флоренцию этот вопрос. Он в ответ только махнул рукой.

- Ты же знаешь нашего Августа, - произнес он. - Он старался все как можно дольше утаивать. Таков его обычай.

Флоренцию было поручено в разговорах со мною отпускать в адрес императора крайне нелестные замечания, в надежде, что я попадусь на эту удочку и раскрою свои предательские замыслы. Я не поддавался на такую дешевую провокацию, и Флоренций понимал это, но тем не менее мы продолжали эту, ставшую привычной, игру - совсем как деревенские старики, которые часами сидят за шашками и из года в год раз за разом делают одни и те же ходы - и так до самой смерти.

- Но какая от этого польза? - удивился я.

- Дело в том, что случилась катастрофа, цезарь. - Развязав свой кошелек из оленьей кожи, Флоренций стал нервно перебирать золотые монеты. - Амида пала.

Скажи он, что пала Антиохия или даже Константинополь, это не произвело бы на меня столь тяжелого впечатления. Амида была ключом от всей персидской границы, и ее стены считались неприступными.

Осада Амиды продолжалась двадцать три дня. Я привез тебе подробное описание сражения на случай, если ты пожелаешь с ним ознакомиться. Город обороняли семь легионов. Вместе с жителями на небольшом пятачке внутри городской стены оказалось сто двадцать тысяч человек, жестоко страдавших от голода, жажды и чумы. Шапур сам возглавил штурм, но защитники города сражались доблестно, и персы потеряли под его стенами тридцать тысяч воинов.

- Но Амида пала?

- Да, цезарь.

- И что же будет дальше?

- Август решил перезимовать в Антиохии, чтобы весной со свежими силами ударить на персов. Он поклялся отбить Амиду.

- А Шапур?

- Ушел в Ктезифон, но что у него на уме - никто не ведает. Мы сидели молча и смотрели, как за деревьями садилось солнце. Пахло солдатской кухней, слышался смех, звон железа, ржание лошадей, лай собаки. Но все мои мысли были заняты одним: пала Амида.

- И теперь, разумеется, императору потребуются все войска, которые только можно будет собрать, - опередил я собеседника, понимая: это и есть единственная причина появления Флоренция.

- Да, цезарь.

- Он указал точное число солдат?

- Нет, цезарь, еще нет.,

- Как тебе известно, под моим началом находится в общей сложности около двадцати трех тысяч человек.

- Да, цезарь, это мне известно.

- Но это большей частью галлы-добровольцы. Они вступили в армию с условием, что будут воевать только на своей земле.

- Знаю, цезарь, но они римские солдаты, давшие присягу императору. Повиноваться ему - их долг.

- И все же я не могу за них поручиться, если они узнают, что я нарушил свое слово.

- Цезарь, я готов взять ответственность за это на себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза