Император Юлиан

Епископ Мелетий славится тонкой иронией в александрийском стиле. Для галилейского прелата он отлично владеет греческим и у него настоящий дар ритора. Но в тот день он не успел и рта открыть, как я с грохотом ударил ладонью по столу. Этому трюку меня научил один жрец-этруск. Звук получается громоподобный, а нужно для этого всего лишь сложить ладонь ковшиком. Тот же этруск показывал мне, как голыми руками разбивать толстые доски, особым образом напрягая пальцы. Я хорошо усвоил первый фокус, но все еще не решился попробовать на практике второй, хотя у этруска это получалось очень эффектно и при этом безо всякого волшебства. От ужаса Мелетий онемел.

- Вы сожгли одну из величайших святынь мира!

- Август, поверь, мы не…

- Не издевайся надо мной! В день, когда останки твоего мерзкого предшественника переносят из Дафны в Антиохию, наш храм, стоявший семьсот лет, сгорает. Это что, совпадение?

- Август, я ничего об этом не слышал.

- Отлично! Мы делаем успехи: сначала было "мы", теперь уже "я". Что ж, епископ, тебе лично я готов верить. Будь это не так, твоя паства завтра же получила бы для поклонения охапку свеженьких косточек! - Его лицо непроизвольно задергалось, он хотел что-то сказать, но язык не повиновался. Вот как я узнал, что на моем месте ощущают тираны, и должен признаться: хотя ярость таит в себе опасность для души, она опьяняюща и прекрасна.

Завтра доставишь поджигателей к преторианскому префекту. Они предстанут перед беспристрастным судом. Храм будет, разумеется, восстановлен за счет антиохийской епархии. С этой целью я конфискую все церковные ценности. И вот еще что. Поскольку вы лишили нас возможности молиться в нашем храме, мы отплатим вам той же монетой. С этой минуты ваш собор закрыт и все богослужения отменяются. Я поднялся:

- Епископ, я не желал этого раздора между нами. Я вполне искренне провозгласил веротерпимость, и мы не покушаемся на то, что по закону принадлежит вам. Мы лишь возвращаем себе то, что у нас похитили. Но помни, священнослужитель: нанося удар мне, ты наносишь удар не только земной власти - а это уже само по себе страшное преступление, - ты выступаешь против истинных богов. А если вы, закоренев в безбожии, не признаете их истинности, ваше поведение противоречит учению вашего пророка, которому вы якобы следуете. Все вы жестокие лицемеры! Все вы варвары! Все вы звери!

Как всегда, я в гневе наговорил лишнего, но не жалею об этом. Весь дрожа, епископ молча откланялся. Думаю, когда-нибудь он опубликует едкую отповедь и заявит, что произнес ее мне в лицо. Галилеяне гордятся своим неповиновением властям, особенно самому императору, но их дерзкие обличения почти всегда придуманы задним числом и зачастую не теми, кому они приписываются.

Я вызвал Салютия и приказал ему закрыть Золотой дом. У него уже были версии относительно того, кто совершил поджог, и он был уверен, что не пройдет и нескольких дней, как преступники будут арестованы. Он считал, что Мелетий ничего не знал о готовящемся преступлении. Я в этом сомневаюсь. Впрочем, вероятно, мы так никогда и не узнаем правду.

Через неделю подозреваемые были арестованы. Главным поджигателем оказался молодой фанатик Феодор, пресвитер церкви в Дафне. Когда его пытали, он пел тот же гимн, которым услаждали мой слух галилеяне по дороге в Антиохию. Феодор не признал своей вины, но все улики были против него. Правда, следствие пытался запутать так называемый жрец Аполлона (тот самый, который притащил мне для жертвоприношения гусыню). Будучи вызван в качестве свидетеля следственной комиссией под председательством Салютия, он, ко всеобщему изумлению, поклялся всеми богами, что пожар в храме Аполлона - действительно несчастный случай и галилеяне здесь ни при чем. В этом нет ничего удивительного. Ведь он был сторожем храма, и галилеяне давно его подкупили, но он считался служителем Аполлона, и его показания произвели немалое впечатление.

Я до сих пор так и не собрался с духом, чтобы вновь посетить Дафну. И немудрено - я был одним из последних, кому довелось видеть этот прекрасный храм до пожара, и боюсь, что не вынесу вида закопченных стен и обгоревших колонн, над которыми вместо крыши одно лишь небо. Между тем антиохийский Золотой дом закрыт до восстановления храма. Галилеяне ропщут. Вот и хорошо!

-XIX-