Император и Пустота

— «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»

Лейтенант судорожно читает молитву, перемежая святые строчки матерными словами. Он дышит тяжело, с присвистом.

— Лейтенант, — зову я в микрофон. Голос предательски дрожит. — Вы меня слышите, Радов?

— Инспектор, — жалобно сипит он, и вдруг как заорет. Я дергаюсь, и отключаю передатчик. В ушах стоит его крик, истошный, нечеловеческий…

Спешу туда, где скрылись оперативники. Второе помещение кажется огромным, едва ли не в два раза больше ангара. Луч фонаря теряется во мраке, не касаясь стен. Пройдя по следам, я неожиданно наталкиваюсь на сидящего на полу бойца. Темная неподвижная фигура, фонарь почему-то погашен.

— Что? — я склоняюсь над ним, пытаясь заглянуть в лицо. Из-за светофильтра шлема ничего не вижу, кроме своего вытянутого отражения с маленьким солнцем на плече. — Где остальные? Где они?

Тот медленно отворачивается, а затем яркий луч его фонаря разрезает темноту там, куда он побоялся идти. И я перестаю дышать…

Метрах в двадцати от нас стоят, выстроившиеся в ровную шеренгу, несколько десятков человек. Совершенно голые, перемазанные чем-то серым, влажно отблескивающим при свете. Они держатся на ровном расстоянии друг от друга, глаза закрыты, а головы задраны вверх. Затем вдруг крайний слева звонко ударяет ладонью соседа по щеке, сосед отвешивает следующему, тот передает дальше, и еще, и еще. И вот волна покатилась, сопровождаясь хлесткими размеренными ударами. Шлеп, шлеп, шлеп… Дойдя до конца, разворачивается в обратную сторону. Шлеп, шлеп… Что это? Игра? Тогда это самая странная игра, какую я когда-либо видел. Странная и бессмысленная в своей жестокости.

Затем я замечаю, что игроков прибавилось. Среди голых людей возвышаются две закованные в железо массивные фигуры, — лейтенанта Радова и второго парня, чьего имени я так и не запомнил. Пощечины их чудовищны, и под ударами стальных ладоней хрупкие человеческие фигуры сгибаются, выплевывают вместе с кровавой слюной крошево зубов, но все равно продолжают стоять. У каждого определено свое место в строю, покинуть которое никто не в силах.

— Отставить, лейтенант, — кричу я в микрофон, и кидаюсь не глядя в его сторону…

* * *

— Вы вспомнили, как оказались на Земле? — лицо дознавателя на экране было мертвенно-бледным, и совершенно неподвижным. Губы его практически не двигались. Неужели маска? Возможно. Не хотят, сволочи, чтобы я их лица видел, да не дай бог снял мнемоблокаду. И не важно, что это происходит только при личном контакте. Боятся… Боятся, уроды, что я изменю их дивный чистый мир.

— Я многое вспомнил, — улыбнулся я. — Но это не значит, что должен с кем-либо делиться своими воспоминаниями. Что они вам? Очередной мусор. Вы даже боитесь ко мне заходить.