Император-гоблин

– О боги, простите. Простите нас. – И он соскользнул на пол. Его голос дрожал, но он, кажется, не замечал этого.

– С вами все в порядке?

– Я… – Бешелар взглянул на неподвижное тело Тетимара.

– Дайте мне взглянуть, – твердо произнес Кала, и Бешелар покорно, как дитя, вытянул кровоточащую руку.

– Ваша светлость!

На возвышение взбежал Ксевет, а потом наступил хаос, и Майя потерял из виду Бешелара и Калу. У нескольких женщин началась истерика; телохранители выводили важных сановников из зала; гвардейцы Хеджетора окружили Великого Авара и вскинули оружие; солдаты Унтэйлейанской Гвардии, в свою очередь, разрывались, одновременно пытаясь защитить императора и выявить потенциальных сообщников убийцы.

Майе лучше всего запомнился громоподобный голос деда, перекрывший топот и крики; он называл своих воинов кучкой безмозглых идиотов.

Прошло немало времени, прежде чем Ксевет и лорд Беренар, которые, так сказать, подошли к проблеме с противоположных сторон, встретились в центре зала и восстановили порядок. От Майи не было никакой пользы, и ему было стыдно за себя. Он не сразу осознал, что произошло: сначала он наконец понял, что дач’осмер Тетимар действительно пытался его убить; потом – что дач’осмер Тетимар был мертв. Он услышал голос Калы, отвечавшего на чей-то вопрос: «О да, мертвее не бывает». Оказалось, что дач’осмера Тетимара убил Кала, что запах озона был следствием смертоносного заклинания («реветмаз» – так оно называлось, и это слово не выходило у него из головы). И, наконец, он осознал, что именно дач’осмер Тетимар нанял убийц, чтобы расправиться с его отцом.

Майя не в силах был даже говорить, он просто сидел на своем троне и дрожал всем телом. Через полчаса он вынужден был броситься в ближайшую уборную, а потом сидел там на полу, не зная, выдержат ли его ноги и внутренности обратный путь. Вскоре кто-то встревожился, позвал Ксевета, а у Ксевета хватило ума послать еще кого-то за Киру. Киру раздраженно заявила:

– Это совершенно нормальная реакция жертвы неудачного покушения. Мы предлагаем отвести его светлость в спальню, но если вы считаете, что этого не следует делать, пусть ему принесут крепкий сладкий чай и снимут с него эти дурацкие украшения.

Увидев ее в дверях, он возблагодарил небеса за то, что она была жрицей Ксайво еще в те времена, когда он учился ходить. Она помогла ему подняться и привести себя в порядок; она не упрекала его, не сочувствовала, не выказывала удивления. Если бы она принялась его успокаивать, ему стало бы еще хуже. С другой стороны, он догадывался, что она вовсе не так спокойна, как пытается показать; между ними словно возникло нечто вроде молчаливого заговора, и ему это нравилось.

Чай принесли личные слуги императора, которые были в высшей степени шокированы и очень сочувствовали ему, но к тому моменту у него уже не было сил терпеть все это. Он вздохнул с облегчением, когда они с присущей им ловкостью сняли с него драгоценности и роскошный, но неудобный камзол, запятнанный кровью Бешелара. Аврис принес халат с меховой опушкой, в котором Майе обычно не следовало выходить за пределы Алкетмерета, и он сидел, закутавшись в домашнюю одежду, пока Немер поправлял ему прическу. Наконец, он скинул халат («вылупился, как бабочка из невиданной куколки», подумал он), закашлялся, чтобы замаскировать нервный смех, и пробормотал:

– Давайте перейдем в Зал Совещаний – по крайней мере, там не будет эха.

И ему повиновались.

В Зале Совещаний стояли удобные кресла, ни одно из которых не было троном. Майя сидел, обхватив ладонями чашку с чаем, и смотрел на Ксевета и лорда Беренара, которые, стоя в дверях, пытались преградить дорогу посторонним. Возникли споры и перепалки, которые Майя не хотел слушать; через некоторое время его внимание привлек женский голос – низкий, сильный, повелительный.

– Впустите ее, – приказал он Ксевету.

– Ваша светлость… – начал Ксевет и обернулся.

Майя увидел лицо дач’осмин Кередин. Они секунду смотрели друг другу в глаза, потом она сделала реверанс и сказала:

– Нет, мы не хотели бы вас беспокоить. Мы просто желали лично убедиться в том, что вы целы и невредимы. Доброй ночи, ваша светлость. – Она шагнула к выходу, но внезапно обернулась. Ее слова прозвучали резко, как звон клинка, вынутого из ножен:

– Мы бы выпотрошили его, но, к сожалению, он уже мертв.