Император-гоблин

– Ваша светлость, вы не обязаны выполнять просьбу реветвориса.

И одновременно Даджис ответил:

– У меня никого больше нет.

Майе стало мучительно стыдно. В свое время он не потрудился расспросить Даджиса о семье и друзьях, поэтому не понял, что тот имел в виду. Может, он был сиротой или его семья жила слишком далеко? Или он порвал с родными, и они не пожелали прийти? Ченело выяснила бы; Ченело сейчас очень удивилась бы и разочаровалась в нем, Майе. Он сказал:

– Мы останемся.

– Спасибо, – ответил Даджис.

Каноники с сомнением взглянули на Майю, но потом, видимо, решили, что положение не позволяет им спорить с императором.

– Реветворис также обязан поговорить с лейтенантом Телимеджем, – сказал один из них.

– Да, – кивнул Майя. – Мы и Киру Атмаза выйдем, потому что этот разговор касается только их двоих.

Кроме того, ему было необходимо хотя бы на время покинуть эту тесную комнату, похожую на тюремную камеру, чтобы не видеть приговоренного к смерти. Ему нечего было больше сказать Даджису.

Киру вышла вслед за ним в просторный зал со сводчатым потолком и остановилась на почтительном расстоянии. Оба молчали. Несмотря на то что в здании Мазан’тэйлейана почти никого не было, здесь царила странная гнетущая атмосфера. Майя надеялся, что так бывает не всегда. Два мазы, втянув головы в плечи, не глядя на императора, прошли мимо по своим делам. Возможно, все это было из-за него. Может быть, он совершил ошибку, придя сюда?

Он хотел спросить об этом у Киру, но в этот момент дверь Комнаты для Посетителей открылась, и вышел Телимедж в сопровождении одного из служителей Улиса. Он был бледен как смерть и старался не встречаться взглядом с Майей. Каноник поклонился и сказал:

– Ваша светлость, реветворан произойдет через два часа после того, как зайдет луна, в Малом Дворе. Киру Атмаза проводит вас туда. Вы можете, если желаете, на время вернуться в Алкетмерет, но, может быть, вы предпочтете…

Впервые Майе послышалась неуверенность в голосе сурового служителя Улиса.

– Да? – спросил он.

– Ваша светлость, обычно свидетели реветворана перед церемонией проводят некоторое время в молитве, хотя это ни в коем случае не обязательно. Вы и лейтенант Телимедж можете пройти в Улимейре Мазан’тэйлейана.

Уши Киру слегка дрогнули, но Майя и так догадался, что ему оказали большую честь; и еще он понял, почему каноник так неуверенно говорил о молитве. Благочестие было не в моде при дворе; более того, к тем, кто посещал храмы и соблюдал религиозные обряды, относились с подозрением. Это было одной из причин, по которым Ченело была глубоко несчастна. Должно быть, каноник ждал, что его предложение будет отвергнуто; возможно, он опасался ядовитых насмешек и упреков.

Даже если бы Майя разделял настроения двора, он вряд ли отказался бы от приглашения; ведь он слышал, что посторонних редко пускают на территорию, принадлежащую мазам, в их святыни. Он не мог понять, почему ему сделали такое предложение – прежде императорам отказывали, и по крайней мере один из них в свое время явился сюда во главе армии. Он ответил:

– Это большая честь для нас. Телимедж?

– Д-да, ваша светлость.

Видимо, Телимедж еще не оправился от потрясения. Тем не менее, он почтительно поклонился и пробормотал:

– Благодарим вас, маза.

Улимейре, храм Мазан’тэйлейана, был намного больше святилища Улиса в Кето, но производил такое же мрачное впечатление: голые каменные стены, ветхая мебель, починенная неумелыми руками. Несколько маз в синих мантиях сосредоточенно молились, опустив головы; неподалеку от них в одиночестве стоял на коленях Адремаза. Услышав шаги Майи, он обернулся и поднялся на ноги.

У мага был усталый вид, прическа растрепалась, словно он в отчаянии дергал себя за волосы, но он вежливо поклонился и спокойно сказал:

– Ваша светлость, добро пожаловать.

– Благодарим вас, – ответил Майя. – Мы не хотели мешать вашим молитвам, но…

– Даджис попросил вас остаться. Вы проявили большую доброту, согласившись исполнить его просьбу.

Дело было не в доброте, а в чувстве вины, но Майя не захотел расстраивать Адремазу.

– Где мы можем посидеть, чтобы никому не мешать? – спросил он, и Адремаза отвел Майю, Телимеджа и Киру к скамье, стоявшей вдоль западной стены. Майя вздохнул с облегчением; целых два часа ему не придется ни с кем говорить, не нужно будет следить за выражением лица и вести себя как император.

Он знал всего несколько молитв Улису, распространенных в Бариджане, потому что его мать – возможно, из суеверия – рассказала ему о культе Улиса только самое необходимое. Одна из молитв не годилась, потому что ее обычно читали у постели больного; из оставшихся двух он выбрал ту, которую помнил лучше. Необходимое для общения с божеством настроение пришло не сразу, но он знал, что так обычно бывает после перерыва в молитвах. Он повторял текст без волнения, старательно, вкладывая душу в слова. Он не мог искренне простить Даджиса, но не хотел, чтобы его смерть и то, что произойдет с его душой, были…

«Страшнее того, что должно было произойти с тобой, Эдрехасивар?»