Император

Когда я производил эвакуацию Амонахес, около четырех десятков семей, попросили разрешения остаться. Напрасно их пугали неизбежной местью диких племен, часть Амонахес решила не покидать развалин своего городища. Это было их право, но я часто вспоминал этих оставшихся. Оставшиеся были даже в Плаже: почти треть племени бывших Выдр, тоже изъявила желание остаться, мотивируя это тем, что места рыбные, а Великий Русский Ров неприступен. После неудавшегося покушения на Нел, воином из племени Выдр, мое доверие к ним пошатнулось, и я не возражал против их просьбы. Про них я практически не вспоминал, давно для себя решив, что они стали жертвами орд кроманьонцев.

До остатков Ондона, мы планировали добраться через пять-шесть дней, но ветер, как назло, стих. Только через десять дней пути, пара матросов из Амонахес, узнала западные окрестности земель Ондона. Вначале я решил, что они ошиблись: на месте предполагаемого города, нескончаемой широкой равниной, в море вливался Нил, или Ямбе на языке Амонахес. Никаких следов от Ондона не осталось: дельта Нила изменилась, поглотив все земли, на которых располагался город и бескрайние поля пшеницы.

— Ты был прав, Макс, не вывези их тогда, они бы все погибли, — я вздрогнул от голоса Тиландера, подошедшего бесшумно, словно индеец на охоте.

— Что случилось с теми, что здесь тогда остался, надо было мне настоять и забрать их, — в сердцах сплюнул за борт. Было неприятно сознавать, что стоило мне приказать, и все Амонахес последовали бы за мной. А мне захотелось поиграть в демократа, и как итог, люди, скорее всего, погибли.

— «Всех не спасти», — так говорил наш лейтенант Арчер, когда нам приходилось отступать. Кроме того, они сами хотели остаться, не думай сейчас о них, как о своем промахе. Плывём дальше или поднимемся вверх по реке?

— Дальше, мы не знаем глубину Нила в этом новом русле, не будем рисковать кораблем, Герман.

«Катти Сарк» проследовал дальше, матросы по команде Тиландера поднимали дополнительные паруса, чтобы воспользоваться попутным ветром. Дельта Нила стала заметно шире, чтобы добраться да ее восточной границы, пришлось плыть около восьми часов. Здесь, у восточной границы дельты реки, впервые заметили дикарей. Поселение нельзя было назвать большим и основательным: около двух десятков хижин были походные. Походные хижины ставились по-другому и всегда имели вид навеса, с тремя закрытыми сторонами и оной пустой. Предназначались они скорее, как укрытие для солнца и от непогоды. И костры всегда разжигались снаружи от хижин, когда племя находилось в походе.

При виде корабля, изумленные дикари попятились назад и скрылись в ближайших кустарниках. Останавливаться здесь не было никакого смысла: все свидетельствовало о том, что это племя мигрирует на север. Через два дня пути, пришлось свернуть на север: до Плажа оставалось примерно три-четыре дня пути.

Когда на четвертый день пути на север, впереди показались горы, где в свое время обитало племя Нига, сердце защемило от воспоминаний о Мии.

— Мал, здесь жило племя твоей матери, пока она не приплыла ко мне, — вытянув руку, оказал сыны на вершину горы, где окружённые Нига отражали атаки черных.

— Я не помню этих мест, — признался Мал, проследив за моей рукой.

— А Плаж помнишь?

— Помню, но немного.

— Завтра будем в Плаже, вернее там, где раньше был Плаж. Не думаю, что там что-то осталось как прежде.

— Домна должна была остаться, — включился в разговор Лайтфут, — после стольких плавок металла, она превратилась в камень, стены стали наподобие камня, — пояснил американец, заметив мой взгляд.

— Найдут ее археологи десятки тысяч лет спустя и будут гадать, откуда она появилась. Это если наша цивилизация погибнет. А если сохранится, упоминание о Плаже, законспектировано в моих дневниках, что хранятся в Макселе. Как и упоминание о двух прекрасных людях, сошедших с неба на колеснице.

Лайтфут покраснел, и сконфуженно пробормотав благодарность, исчез за мачтой.

Плаж оказался обитаем: бросив якорь в ста метрах от берега в старой бухте. Я напрасно всматривался в дикарей на берегу, пытаясь увидеть миндалевидные глаза Выдр. На берегу грозно потрясали копьями и дубинами незнакомые люди. Даже с нашего места было видно, что бывшая кузня Лайтфута превращена в святое место: вокруг четырехметровой домны, стояли полукругом колья, утыканные человеческими черепами.

— Макс Са, высадимся, разгоним этих дикарей? — Бер был напряжен словно пружина. Получи он команду, бросится вплавь, не дожидаясь спуска шлюпок.

— Зачем, нет смысла, — остудил я сына, — мы сюда не планируем возвращаться, по крайней мере в ближайшие годы. Убьем этих, придут другие. Пусть живут, пока один из моих потомков не решит прибрать эти места к рукам. Герман, поднимай якорь, нам надо попасть на Кипр. Впереди у нас Родос, Корсика и все северное побережье Средиземного моря.