— А вы никогда не слышали, как орет болотная выпь? Попросите Оксану, она повторит — получите огромное удовольствие. Нет, серьезно, она орала так, что дрожали стены, и в радиусе километра, поджав уши, разбегались собаки.
— Сильное сравнение.
— Впечатлительная женщина. Лучше бы она была впечатляющей женщиной. Представьте, когда полгода назад мы собирались переезжать в это здание, она устроила форменный скандал, вплоть до увольнения — под впечатлением страшилок о бывшем психоневрологическом диспансере. С трудом уговорили не увольняться. Понять-то ее, конечно, можно. Даже у Виктора Петровича чуть инфаркт не случился. Ну, надо же, до чего мы докатились! — Лопатников поменял местами ноги и расхохотался. — Убийство в прокуратуре! Агата Кристи отдыхает! Вот скажите, за вашу практику что-нибудь подобное случалось?
— За мою практику, Михаил Анатольевич, случалось такое, что вам и в кошмарном сне не приснится. Идите, работайте, пока я добрый. Над чем вы, кстати, работаете?
— Домогательство. Докатилась до провинции волна цивилизованной жизни. Учитель физкультуры в школе номер три прижал в раздевалке мальчика, задержавшегося после урока. До секса не дошло, но мальчик нажаловался родителям. Родители накатали телегу в прокуратуру. Самое смешное, что учитель физкультуры слыл по жизни прожженным бабником, никто не уличал его в нетрадиционных пристрастиях. Тем более, в педофилии. Видать, ударился в эксперименты… Анекдот про голубую метку знаете? Подходит молодой пират к Флинту. Так и так, мол, капитан, получил голубую метку. А что это такое — не знаю. Вот если присылают черную метку, значит, меня хотят убить. А что такое голубая метка? — Тоже ничего хорошего, — ответил капитан Флинт.
Турецкий улыбнулся. Лопатников посмотрел на него с благодарностью и удалился.
Евгения Владимировна Ситникова явилась на беседу с таким видом, словно ее несказанно оскорбили, обвинив в такой чудовищной чепухе, как убийство. Но когда увидела, что перед ней сидит не старец, не уродливый Квазимодо, не женщина, сразу смягчилась. Она была приятно сложенная молодая женщина с тщательно накрашенными ресницами и забавной мальчишеской челкой.
— Хотите разобраться в наших неприятностях или просто так приехали — для галочки? Целая комиссия до вас сновала — толком ничего не делали, работать мешали.
— Сложно сказать. — Турецкий почесал нос кончиком карандаша. — А вам бы как хотелось, Евгения Владимировна? Чтобы я разобрался или чтобы уехал, ничего не выяснив?
— Да ничего вы не выясните, — отмахнулась Ситникова. — «Важняк» из Москвы тоже поначалу рвал и метал — да я, мол, туг живо во всем разберусь. А потом приутих, ко мне пытался подъезжать — почему бы нам, мол, не прогуляться вечерком? Зайдем в уютное заведение после работы, посидим, поговорим. Пришлось популярно объяснить товарищу, что в нашей местности после семи вечера открыты только отделения милиции.
Она уставилась на него с интересом, но Турецкий решил не усугублять ситуацию.
— Давайте еще раз восстановим в памяти события незабываемого дня. А потом будем разбираться — расследовать до конца или оправдать ваши пессимистические надежды. Расскажите, как вы провели утро шестого мая.
И снова без завораживающих открытий. На одиннадцать утра у нее повесткой был вызван человек, проходящий свидетелем по делу об изнасиловании в Тугульском леспромхозе, поэтому до его прихода она решила досконально разобраться с материалами дела, которое намедни взвалил на нее Сыроватое (дело вел другой следователь, но в связи с отъездом последнего в Торжок передали Ситниковой). Кабинет фигурантки располагается в западном крыле первого этажа. Она была одна в кабинете — так уж случилось, что остальные следователи по уважительным причинам отсутствовали. В восемь сорок пять Евгения Владимировна пошла курить. Поднялась на второй этаж, где под лестницей неистовый борец с никотином Сыроватое определил сотрудникам место для курения. Пару минут спустя подошла Оксана Гальская. Поболтали ни о чем. Так уж ни о чем? — прищурился Турецкий. О кофточках, о трусиках, о поддельных эфирных маслах. Будем подробно? — Не будем, испугался Турецкий. Покурили, что дальше? А дальше каждая пошла своей скорбной дорогой. Гэльская — по коридору в кабинет Рябцева, а Ситникова спустилась на первый этаж.
— Вы слышали, как кричала Гальская? — задал Турецкий неожиданный вопрос.
— Да, я слышала, но не была уверена, что это кричит человек. Знаете, в старых советских фильмах о войне бывают эпизоды, когда включают сирену, извещающую о приближении вражеских бомбардировщиков…
Турецкий засмеялся.
— Видимо, стены искажают звук. Причудливая акустика.