Имя богини

Темнокожий исполин в развевающемся зеленом чешуйчатом плаще, увенчанный короной сплетенных рогов, метался в ярости. Его лицо, странное смешение звериных и человечьих черт, было более всего похоже на застывшую маску гнева. Изредка он вздымал к небу мускулистые руки, и тогда молнии принимались носиться по нему с удвоенной силой.

В ушах исполина все еще эхом отдавались слова, произнесенные неприязненным холодным тоном: «Я же просил тебя, Кодеш». Слово «просил» было выделено так, что становилось ясно, какого рода эта просьба и что просивший имеет право повелевать.

Сознавать это было отвратительно, а поделать с таким положением вещей ничего нельзя. Кодеш снова воздел руки к небу, клубящемуся тучами, грозовому и страшному, и заревел. Этот трубный рев всполошил окрестности, заставил затаившихся было птиц брызнуть в отчаянии в разные стороны, распугал зверей, прятавшихся по логовам, и сорвал листву с ближних деревьев. Ужасен был гнев Кодеша – гнев самой дикой и неукротимой природы.

То, что жалкие людишки так просто избежали гибели на болоте, не только разозлило его, но и раззадорило. Он почувствовал нечто похожее на азарт, с которым обычно выслеживал в своих лесах дикую охоту надменного зеленоглазого братца.

Кодеш не сильно жаловал своих родственников – особенно воинственного и жестокого Арескои. Тот вытаптывал его поля и луга, безжалостно уничтожал священных животных, себе на потеху, – казалось, мир между двумя братьями-богами практически недостижим. То шаткое равновесие, которое сохранялось до сих пор, никак нельзя было назвать миром – хотя и войной оно, конечно же, не являлось. Однако с появлением реальной угрозы братья объединились. Даже безглазый Баал-Хаддад, Владыка Подземного Царства, соизволил примкнуть к странному союзу бессмертных, не терпевших друг друга.

Не сильно искушенный в интригах, Лесной бог плохо представлял себе, какую угрозу может нести появление в этом мире беспомощной женщины, лишенной к тому же памяти. То, что братья-боги засуетились вокруг этого незначительного события, Кодеша несколько раздражало, и он долгое время просто наблюдал за происходящим со стороны. Но когда вестник Вахаган передал Владыке Лесов недвусмысленное пожелание (понимай – приказ) Джоу Лахатала, Кодешу волей-неволей пришлось подчиниться.

Что-то странное связывало эту женщину и его братьев-богов. Владыку Лесов не посвящали в подробности, поэтому ему оставалось принимать на веру бесконечные Уверения в том, что маленький отряд, загнанный в Аллефельд объединенными усилиями Арескои, Малаха га-Мавета и Гайамарта, был незамедлительно уничтожен.

Кодеш послал на охоту сарвоха. Однако сарвох мертв, а люди, вырвавшиеся от трикстеров и Муругана, вступили в сердце Аллефельда – самый центр его владений. Что-то странное было во всем происходящем, что-то оговаривали коварные братья, но Лесной бог никак не мог понять, какая именно деталь не дает ему покоя. Наконец он решил не изводить себя неприятными мыс-ми и не тратить более на смертных ни времени, ни сил. Аллефельд на то и пользуется дурной славой, что сам может за себя постоять. Кодеш решил отдохнуть от дел, предоставив людям право пересечь лес, – интересно, как это у них получится?

Когда он уже окончательно успокоился, в его мозгу молнией метнулась мысль – откуда у этой смертной мечи Гоффаннона?..

Мертвые, искореженные страшной силой, сплетенные корни и сучья непроходимой стеной вставали перед путешественниками. Исцарапанные, голодные и донельзя злые, они с остервенением продирались сквозь чащу. Хорошо еще, что одежда на спутниках в основном была сделана из прекрасной кожи и прикрыта металлическими доспехами, которые хоть и тяготили своих владельцев, но и защищали от серьезных повреждений. Плащи, легкие рубахи – все это было изодрано в клочья. Мошкара облепляла тучами, звеня вилась вокруг, плотной завесой маячила перед глазами. Искусанное тело горело и чесалось.

Каэтана тихо ругалась про себя и периодически омывала зудящую кожу вином из фляги. Воршуду с его плотным и густым мехом было немного легче, чем остальным, но и он невыносимо страдал, хотя держался молодцом.

Идти с каждым шагом становилось все труднее, и спутники все чаще ловили себя на желании лечь, вытянуться и заснуть, пусть даже во сне придется умереть.

Наконец они, едва переводя дух, с шумом и треском вывалились на крохотную поляну.

– Ну как Аллефельд? – ехидно спросил Джангарай, вытирая лоб рукой, отчего пот и грязь размазались по лицу. Ингевон выглядел измученным и осунувшимся. Впрочем, в этом он ничем не отличался от остальных.

Искусанные насекомыми, расцарапанные, грязные, насквозь промокшие во влажном жарком воздухе леса, где от земли поднимались удушливые, тяжелые испарения, путешественники стали похожими на чучела, которые ставят на полях, чтобы отпугивать птиц.

– Долго еще? – спросил, задыхаясь, альв.

– Когда-нибудь он должен кончиться, этот лес, – успокоительно прогудел Бордонкай, настолько чумазый, что вполне мог сойти за скалу из черного базальта, украсив собою этот неприветливый пейзаж.