Именем Зевса

За 2000 лет до Р.Х. писательство было хлопотной и к тому же чрезвычайно ответственной задачей. Очень немногие владели этим сложным искусством. А теперь представьте себе, что в том обществе появился праздношатающийся мечтатель, у которого на уме лишь одно. Он требует 5000 глиняных табличек, чтобы запечатлеть на них некую историю — сон или (как скажут тысячелетия спустя) красивую сказку! И священнослужители, и родня, и правитель допустят все это только в том случае, если сочтут сказание чрезвычайно важным. История должна быть значимой, ведь потребуется потратить годы на то, чтобы увековечить ее в глине.

Несомненно, это возможно лишь в том случае, если речь идет о древней, исполненной внутренней силы и, конечно же, правдивой истории, которую необходимо сохранить для потомства. Ложь и выдумки в глине увековечивать не будут, да и мечты тоже.

После того как человек наконец изобрел письменность, — вернее, научился ей от «богов», — с ее помощью стали закреплять торговые соглашения, царские указы или важные события. Обученные грамоте люди чепухи не записывали. Глиняные таблички не для того предназначались, чтобы запечатлевать на них для вечности какие-то глупости или сказки фантазеров.

Записывалось только то, что было достоверным и имело выдающееся значение. А к таковому очень скоро начали причислять уже издавна существовавшие — а не заново выдуманные — сказания о богах, их сверхъестественном оружии и необычайном могуществе. Тривиальной литературе не было места в священных текстах. Тут возмутились бы не только правители, но и жрецы.

Откуда же взялись описания таинственных технологий богов в древнейших записях человечества? Что делало эти сведения настолько ценными, что их выцарапывали на глине? В конечном итоге, эпос о Гильгамеше тоже возник за тысячелетия до нашего летосчисления, как и истории о китайских праимператорах и их небесных драконах. А в древнейшей из редакций рассказа о Гильгамеше, запечатленного на глиняных табличках 5000–6000 лет назад, уже присутствует робот Хумбаба, а также башня богов, «дверь которой говорит как человек», а также стреляющие молниями боги. Разумеется, и о космонавтике в эпосе не забыто. Там сказано, что Гильгамеш проносился над землей и описывал ее вид, открывшийся ему с большой высоты.

Я удержусь от ссылок на другие многочисленные описания, происхождение которых теряется в далеком прошлом так же как и происхождение эпоса о Гильгамеше. (А особенно пытливым я хотел бы указать на источники 44 и 45.)

140 лет назад историк, профессор д-р Эрнст Куртье [46] написал: «История не знает никакого начала народов». Слова его истинны, потому что любой народ только тогда вступает в круговорот истории, когда образуется общество и обо всем этом начинают появляться сообщения. Подобные «сообщения» и делают историю историей. Поэтому так называемый «отец истории» Геродот конечно же не был самым первым историком нашей планеты. За столетия и тысячелетия до него в тех или иных записях фиксировались разные исторические события. Геродот мог рыться в существовавших тогда библиотеках. Что и делал со всевозможным тщанием, поскольку, несмотря на свою ученость, по-прежнему был любознателен и хотел выяснить все, связанное с греческими богами.

Ну и что же явилось результатом тщательных изысканий Геродота? Первоистоки греческих богов он обнаружил в Египте. Геродот пришел к выводу, что египтяне были первыми людьми на земле, произвел точный подсчет их богов и фараонов. Он выяснил, что египтянам были известны те древнейшие празднества, «которые лишь с недавних пор стали отмечаться в Греции» [47].

Геродот обнаружил греческих богов со всеми соответствующими им культовыми действиями в Древнем Египте, и он нисколько не стеснялся называть все своими именами, хотя тем самым мог отпугнуть своих верующих соотечественников. Деметра, как установил Геродот, есть не кто иная, как египетская Изида; богиня Афина, боги Гелиос, Арес… — все они «родом» из Египта. Во второй книге своих «Историй», начиная с 60-й главы Геродот описывает как проходили в Египте различные праздники в честь этих богов. При этом он всегда настроен критически, умеет провести четкую границу между личными эмоциями и историческими фактами, о которых ему поведали. Педантично Геродот отмечает даже то, что ему не очень-то хотелось записывать, поскольку оно вызывало у него отвращение или же потому, что он не верил своим собеседникам. У Геродота возникает даже такой вопрос: а почему сверхъестественные существа вообще были названы «богами»? Ответ не оставляет никаких сомнений: да потому именно они стали учителями людей, что «всё они упорядочили и всё меж собой разделили» [48].