Имам Шамиль

Вместе с тем он требовал принять меры к решительному сокращению войск и расходов на их содержание. Государственная казна находилась в крайне стесненном состоянии и не могла гарантировать дальнейшее обеспечение армии по всем статьям. Предлагалось находить средства на самом Кавказе, что было делом крайне затруднительным.

Желая убедить горцев прекратить сопротивление и сложить оружие, главнокомандующий Кавказской армией Барятинский обратился к ним с прокламациями от имени императора. В одной из них, обращенной к чеченскому народу, говорилось о дарованном императором прощении за враждебные действия, кровь и убытки. Барятинский писал, что "все случившееся в продолжение этой бедственной для народа войны должно быть забыто навсегда". В подтверждение этого наместник сообщал, что "отныне его императорское величество, распространяя на вас свою благость и попечения, наравне с другими своими подданными, дарует вам следующие милости:

Каждый из вас может свободно отправлять свою веру и никто не будет вам препятствовать исполнять обряды ее.

От вас никогда не будут требовать рекрут и никогда не обратят вас в казаков".

Чеченскому народу Барятинский обещал вернуть в вечное владение все земли и леса, которыми народ владел до 1839 года, исключая земли, занятые теперь укреплениями и ставшие собственностью казны.

"Правители, поставленные над вами, будут управлять вами по адату и шариату, - писал Барятинский. - А суд и расправа будут отправляться в народных судах, составленных из лучших людей, которые будут избираемы вами и назначаемы в должности с согласия ваших начальников".

Народ также освобождался на пять лет от податей и предоставления людей для службы в милиции, но обязывался поддерживать в исправном состоянии дороги, не давать зарастать просекам и предоставлять за плату подводы для войск. Горцам также вменялось "преследовать, ловить и выдавать преступников и беглых, не скрывая их ни под каким предлогом".

Многое в прокламации Барятинского напоминало законы, введенные Шамилем, а на обычае кровомщения, который имаму так и не удалось вытравить окончательно, наместник остановился особо: "Каждый из вас, совершивший убийство вследствие канлы, будет судим по русским законам и подвергнут наказанию по определению суда".

Еще раз пообещав, что отныне "ваша вера, ваша собственность и ваши обычаи остаются неприкосновенными", Барятинский строго предупреждал, что "если бы за сим явились между вами злонамеренные люди, которые стали бы тревожить народ ложными и превратными толками, то они подвергнутся самому строгому наказанию, без малейшей пощады".

Чтобы поскорее выветрить из горцев дух мюридизма, власти запретили всем, кроме мекканских пилигримов, носить чалмы на папахах.

"ЛЮБИТЕ ВРАГОВ ВАШИХ..."

Искренним уважением и тактичностью Руновский сумел завоевать расположение имама, личность которого интересовала его не только в служебном, но и в человеческом отношении.

При каждом удобном случае Руновский просил Шамиля рассказать о том или ином случае, о быте и традициях горцев. Когда возникало разночтение относительно какого-то события войны, Руновский высказывал свою версию, основанную на имевшихся документах или показаниях очевидцев, а Шамиль излагал дело со своей точки зрения. Если имам чувствовал, что его доводы недостаточно убедили собеседника, то обычно говорил: "Спроси не меня, спроси врагов моих, так ли было дело".

Руновский, опасавшийся попасть в плен к Шамилю на Кавказе, стал его пленником в Калуге, когда увидел в нем явление необыкновенное. И дневник Руновского стал признанием этого добровольного плена.

"Это целый триумф! - писал пристав. - Немногие победители возбуждали в своих- соотечественниках такое участие и такую жажду видеть их и изучить их черты, как возбуждал все это Шамиль в тех, кого во всю свою жизнь он считал заклятыми своими врагами. Не служит ли это доказательством того, что знаменитый наш пленник совсем не та дикая, разбойничья личность, которая не заслуживает, по мнению некоторых, не только уважения, но и сострадания? Не следует ли видеть в этом жадном любопытстве публики, в этом лихорадочном чувстве, написанном на лице каждого, кто ожидает выхода Шамиля откуда бы то ни было, не следует ли во всем этом видеть - не простое любопытство, а именно дань уважения к той личности, в которой уже признан: и хороший администратор, и умный, даже очень умный человек, одаренный от природы сильным характером и железною волею? И если последние два качества обращались иногда в жестокость, столь непонятную и непростительную для нашего христианского цивилизованного взгляда на вещи, то нужно только вспомнить, что она очень обыкновенна по понятиям горцев, ожесточенных, сверх того, полуторавековою борьбою с нами и не находивших, между кудрявыми догматами ислама, нашего христианского догмата: "любите врагов ваших".