Иначе я уйду сам, сломав палку повиновения».
Взбешенный Шамиль разорвал письмо.
— Клянусь аллахом, я не уйду отсюда сам и не разрешу никому уйти! Если меня покинут все, останусь один и до последнего вздоха буду посылать пули по врагам нашим в затылок тем, кто трусливо бежит, прячась за спины женщин и детей!
Газияв вернулся к Ташову и передал слова Шамиля.
Чеченский наиб устыдился. Он с отчаянной верой в неизбежность судьбы пошел в контрнаступление и неожиданно обратил в бегство неприятеля, отшвырнув его за кладбище.
Эта небольшая победа решила исход боевых действий.
Генерал Фезе решил пойти на переговоры. Силы были истощены. Рассчитывать на захват Шамиля генерал не мог. Снаряжение и продукты были на исходе, лагерь переполнен ранеными, не хватало медикаментов. Затяжная война могла привести к неприятным последствиям.
Однако ни та, ни другая сторона не желали признать своего критического положения.
Имам в душе обрадовался парламентерам, но внешне держался как победитель, готовый еще раз показать силу и мощь. На переговоры он послал своих неотлучных дипломатов — дядьку Барты-хана с Уди-муллой.
Условия перемирия были сносными. Генерал Фезе ограничился словом, которое ему дал Шамиль — не возмущать впредь горцев, и попросил дать в заложники хану Магомеду-Мирзе восьмилетнего племянника Гамзата — сына сестры Шамиля, а также сыновей наибов Абдурахмана алькарахского и Мирзы телетлинского. Хан Магомед-Мирза впоследствии обоих сыновей отпустил, заявив Фезе, что они бежали, а племянника Шамиля вскоре из Кази-Кумуха отправил в Россию…
Из Телетля Шамиль, распустив мюридов по домам, поехал в Чиркат к семье с небольшим отрядом муртазагетов, которые находились на полном содержании небогатой казны и постоянно были при имаме.
На Кавказе ожидали приезда императора Николая I.
Барон Розен получил специальное предписание — «употребить все меры умственного убеждения», для того чтобы Шамиль непременно был лично представлен его императорскому величеству.
Для ведения переговоров с имамом Розен назначил генерала Клюки фон Клюгенау…
Через две недели после битвы при Телетле из Темир-Хан-Шуры в Чиркат прискакал гонец. Он сказал Шамилю:
— Генерал Клюки фон Клюгенау требует, чтобы ты явился на переговоры.
— Я обо всем договорился с ним в Телетле и в Шуру не поеду, — ответил Шамиль.
— Тогда генерал сам приедет к тебе, но только не сюда, а в Гимры, с небольшим отрядом нукеров.
— Хорошо, тогда я согласен, — ответил Шамиль.
Местом встречи была выбрана небольшая полянка рядом с гимринской дорогой. Генерал Клюки фон Клюгенау на коне в окружении двух десятков всадников ждал чуть поодаль.
Шамиль показался с таким же числом муртазагетов.
Клюки фон Клюгенау спешился и с двумя офицерами подошел к полянке.
Шамиль тоже остановил отряд на расстоянии, спрыгнул с коня и в сопровождении своего дяди Барты-хана подошел к генералу. Клюгенау, шагнув навстречу, протянул имаму руку для пожатия со словами: «Салам алейкум».
Шамиль ответил: «Ваалейкум салам», но руку генерала не пожал.
Смущенный Клюгенау сел на разостланную бурку, Шамиль сел напротив.
Клюки фон Клюгенау, как и многие русские офицеры, служившие на Кавказе много лет, окончил в Тифлисе специальную школу, где преподавали кумыкский и аварский языки. Он свободно говорил по-аварски.
— Имам, — сказал Клюгенау, — важная причина заставила меня пойти на переговоры. В Дагестан приезжает царь. Командование его войск на Кавказе решило просить тебя выйти императору навстречу со своими мюридами и со своим народом. Он возвеличит тебя и назначит правителем твоего края.
— Я не нуждаюсь в милости вашего царя. Авторитет правителя и власть прочнее, когда его избирает народ, — ответил Шамиль.
— Но ты же знаешь, что половина твоего народа идет против тебя и ты не сможешь упрочить власть свою до тех пор, пока не примешь покровительство царя царей, — сказал Клюгенау.
— Не во имя достижения единовластия и обогащения стал я на стезю предводителя, а для того, чтобы избавить свой народ от гнета чужеземных и местных властителей. Я не знаю, что нужно вашему царю от этого сурового края и его бедных обитателей.
Пока что мы видели и видим от вас насилие, разруху и смерть. Пусть лучше он оставит нас в покое и правит теми, кто близок ему по религии и укладу жизни.
— Значит, ты отказываешься, не доверяешь нам? — спросил генерал.
— То, что я хотел сказать, сказал, а что касается доверия, — нельзя верить тем, от кого видишь измену.
Во время этих переговоров из лощины показался конный отряд. Это были муртазагеты во главе с Ахвердиль-Магомой. С возгласами «Ла-илаха-иллала» они выехали на дорогу.
Обеспокоенный Клюки фон Клюгенау встал. Поднялся и Шамиль.
Обратившись к Барты-хану, генерал сказал:
— Я в ваших руках, надеюсь, наши переговоры окончатся мирно?
— Можете не сомневаться, — ответил Барты-хан, — эти воины явились не для того, чтобы причинить вам вред, а для того, чтобы выразить недоверие вашему царю.
Ахвердиль-Магома спешился, подошел к говорящим и стал между имамом и генералом как раз в тот момент, когда Клюгенау протянул руку Шамилю для прощального пожатия.