— Я думал, что в стране пророка как нигде царят справедливость, добродетель, милость по отношению к бедным единоверцам.
— А разве кто-нибудь из наших мусульман нарушает предписание пророка? — спросил шейхульислам.
— Мне кажется, да, — ответил Шамиль. — Тысячи мусульман, стекаясь на священную землю, оставляют в Мекке состояния. Целые туши забитых жертвенных животных бросают на съедение мухам и собакам. Паломники платят большие налоги в пользу государства, в пользу населения за каждый шаг, за каждый глоток воды. Почему же служители этих мест не организуют сбор средств или выделение определенных сумм из своих богатств для оказания помощи своим беднякам и тем несчастным, которые оказались без средств и, будучи не в состоянии добраться до родины, обречены на голодную смерть в мертвых песчаных степях?
— Мы не в ответе за тех, кто не выполняет требования Корана, пускается в путешествие без достаточных средств, — ответил шейхульислам недовольным тоном.
— Нет, — возразил Шамиль, — тут что-то недомысленное, не от пророка идущее. Как можно жертвовать тем, чья казна неисчислима, и проходить мимо умирающего от голода с равнодушием глупцов?
Из Мекки Шамиль переехал в Медину, где был похоронен пророк Мухаммед. Там находилась старинная мечеть, в которой молился посланник аллаха. Когда имам Дагестана и Чечни очутился под сводами священного храма, он прошептал:
— О владыка мой, если мои намерения, старания и усилия перед верой твоей чисты и найдут одобрение твое и твоего посланца, то не удаляй меня со священной земли и соседства с прахом лучшего из святых. Дай мне умереть возле этого храма, ибо я предвижу конец своего пути.
Три дня с утра до вечера он молился в мединской мечети, делая двукратные перерывы для приема пищи. На четвертый день он вернулся домой ослабшим, с бледным, но спокойным лицом. Недомогание продолжалось несколько дней. Когда Шамиль узнал, что в Мекку из России едет сын Гази-Магомед, он пожелал встретить его там. Поскольку за время болезни и поста он сильно ослаб, его решили везти лежащим на перекладине, которую укрепили между горбами двух верблюдов. В тот момент, когда больного старика укладывали на перекладину, один из верблюдов, шагнув вперед, оборвал канаты перекладины, и немощный старец свалился на землю. На третий день после падения он призвал к себе всех членов семейства, слуг во главе с шарифом Медины. Спокойно распрощавшись со всеми и завещав дальнейшую заботу о семье и близких шарифу, имам Шамиль сказал:
— Поистине мы все от бога, к нему и возвращаемся.
Имам Шамиль был погребен на кладбище Дженнет-Аль-Баки, где могила пророка.
Гази-Магомед, похоронив отца, вернулся в Россию. Но вскоре он был отпущен царем в Стамбул, где поселились Шуанат, дети имама и остальные. Загидат на три месяца пережила мужа. Она была похоронена близ Мекки.
Хаджияв, вернувшись в Дагестан на место назначения, в первый же день собрал всех представителей Ункратлинского общества и, выступив перед ними с речью, рассказал о бескрайних просторах, мощи и величии русского государства. Он до мельчайших подробностей обрисовал почести и заботу, которыми окружали русские люди Шамиля, его семейство и всех приближенных.
— Поистине — русские люди наделены аллахом лучшими качествами добродетели и щедрот, да будет с ними мир! Мы, дагестанцы, следуя лучшему примеру нашего имама Шамиля, должны жить с русским народом в дружбе и согласии, предав забвению старую вражду, ибо многие земные блага могут изойти от добрососедства.
Хаджияв, человек исключительной честности, старался служить верой и правдой России. Но в сердцах многих горцев, разоренных многолетней войной, еще не улеглись страсти к разбою и грабежам. Искоренить их еще было трудно. Жестокими мерами воздействия на преступников Хаджияв восстановил против себя жителей Ункратля, привыкших к легкой наживе. Родственники людей, выселенных в Сибирь за убийство русских чиновников, поднялись против него.
Во время поездки в высокогорный глухой аул Хаджияв со своими нукерами остановился на ночь в одной из придорожных саклей на окраине.
На рассвете он проснулся от шума голосов. Оглядев саклю, не нашел ни одного из своих. Выглянув в окно, увидел разъяренную толпу, которая с угрозами и криками брани двигалась к дому. Выстрелами из винтовки он уложил нескольких смельчаков, распахнувших дверь. Затем выстрелом из револьвера в упор свалил еще двоих. Толпа отхлынула. Оттолкнув трупы убитых, Хаджияв запер дверь. Став у окна, он опустошил патронташ. Ожесточенная толпа подожгла саклю. Хаджияв, задыхаясь от дыма, открыл дверь и, перепрыгнув через пламя пожарища, бросился на толпу с обнаженной шашкой. Резкими взмахами лезвия он свалил еще нескольких человек, но и сам упал от многочисленных ударов кинжалов.
Гази-Магомед, человек замкнутый и суровый в противоположность Магомеду-Шафи, первое время жил в Константинополе мирной жизнью, предавшись молитвам. Султан и глава турецкого духовенства не жалели средств для него, жены и остальных детей имама Шамиля.