На рассвете второго дня под звуки марша беспорядочная толпа ринулась к долине Минна. Каждый человек, перед тем как войти в нее, должен был поднять с земли семь камешков. Войдя в долину, эти камешки по одному стали бросать, совершая обряд избиения дьявола. После этого все бросились к деревеньке Минна. Здесь был расположен скотный базар, куда бедуины пригоняли стада овец, крупного рогатого скота и верблюдов. Каждый из паломников должен был совершить жертвоприношение. Кто покупал барана, кто быка, кто верблюда — в зависимости от средств. Юнус купил трех быков и нанял трех мясников. По знаку старейшины бойцы и паломники, обратив головы связанных животных к святилищу Каабы, с возгласом «Бисмиллах!» бросились с кинжалами к несчастным жертвам.
— Бисмиллах! — произнес и Шамиль, когда его боец воткнул нож в горло быка.
После жертвоприношения он, как и прочие паломники, скинул ихрам и облачился в праздничную одежду. Мужчины стали брить друг другу головы, обмывать их и умываться водой, которую за плату приносили водоносы, уверяя, что набрали ее в священном источнике Зем-Зем.
Те, что совершали хадж впервые, после омовения повязали головы кусками белой материи — чалмами, а те, что явились повторно, обмотали головы зелеными чалмами.
Пока паломники обмывались, брились, наряжались, на обширной деревенской площади в огромных общих котлах варилось мясо. Оно казалось необыкновенно вкусным после изнурительного поста.
В этот день в Мекке и окрестных деревнях были все сыты. Толпы нищих оборванцев, прибывших на празднества со всех уголков Аравии, раздирали на куски оставшиеся туши. Присолив мясо и подсушив на солнце, они уносили его с собой. Над грудой костей, огрызками роились зеленые мухи. Голодные собаки растаскивали кости повсюду. А разряженные паломники шли в город, к священному храму.
Кааба — это огромная четырехугольная площадь, обнесенная тесным строем белых колонн. Вместо крыши над храмом натянут матерчатый тент. Полы светилища выстланы огромными каменными плитами. Посредине храма бьет источник Зем-Зем. В одну из стен замурован огромный черный камень, упавший с неба. Меккинцы говорят, что их предки знали его белым. Позже он почернел от поцелуев грешников — как людская совесть.
Шамиль с толпой, подошедшей к храму, семь раз обошел вокруг святилища, потрясая плечами, как все, вверх и вниз (так делал когда-то и пророк). Затем, отталкивая друг друга, каждый старался семикратно поцеловать священный камень. Шамиль со своими людьми стал поближе к входу в храм. Наконец подошел хранитель ключей. Под натиском толпы с шумом распахнулась дверь. Люди кинулись, давя друг друга, к священному источнику. Став в сторонке, Шамиль наблюдал, как староста расчищал себе путь дубинкой, как он подошел к источнику с водочерпием. Люди подставляли ладони, рты, головы, которые служитель храма кропил святой водой.
Салих набрал воды в дорожную баклажку, дал напиться сначала Шамилю, затем остальным.
На вершинах каабинских колонн селились голуби. У колонн стояли аравитянки, закутанные в белые чадры. Они продавали горстями корм для «священных птиц». Но если появлялся спрос, женщины продавали и себя похотливым паломникам.
После окончания обряда паломничества в Мекке и ее окрестностях зашумела ярмарка. Иностранные и местные купцы-мусульмане понавозили со всех сторон мира различные товары. Они были разложены в белых палатках, походных шатрах, в лавках купцов и под тенью пальм. Здесь сияли всеми цветами радуги ювелирные изделия, персидские и турецкие ковры, кашмирские шали, китайские шелка. Рядом со слоновой костью в кожаных мешочках лежали пряности Гиндустана, наркотические травы Йемена, бальзамы Перу и Эфиопии. В сафьяновых переплетах, в тисненной золотом затейливой вязи орнамента и арабских букв лежали священные кадисы, сказания и сказки времен шаха Аббаса и Гаруна аль Рашида.
Были здесь и недорогие товары для паломников-бедняков — священные амулеты Джавшан и Бадр от сглаза, талисманы из лоскутов каабинского тента и «знамени пророка». Даже прутья веников, которыми подметали полы мусульманского святилища, к великому удивлению Шамиля, шли за деньги. Удивляло его и то, что ко дню окончания обряда «хадж» — а не к началу — особенно спешили сюда купцы, нагрузив товары на огромных верблюдов. Мелкой рысцой семенили разукрашенные пестрыми лентами серенькие ослики купчишек. Мчались сюда и большеглазые бедуины-поэты в белых бурнусах, на стройных потомках андалузских скакунов, чтобы поразить толпы невежественных Хаджиев божественным даром напевного красноречия.
Шамиль с нескрываемым удивлением разглядывал чернокожих толстогубых африканцев, степенных благородных индусов, узкоголовых долговязых иранцев, коренастых скуластых азиатов. В душе же он возмущался предприимчивостью меккинских дельцов и торговцев, которые умели содрать деньги даже за пустое место на раскаленном песке.
Но вот закончилась ярмарка. Сонливо потекла жизнь богатейшего города, окруженного безжизненной пустыней.
Встретившись со старейшим шейхульисламом Мекки, Шамиль сказал ему: