Имам Шамиль

На противоположном берегу Мичика на ровном поле стояли колонны пеших и конных отрядов русских войск. Когда Гази-Магомед с товарищами подъехал поближе к берегу, со стороны русских явился связной. Он подал Гази-Магомеду записку. Генерал Рид, который прибыл из Тифлиса, чтобы лично участвовать в ритуале обмена, просил имама Шамиля сообщить, а точнее — предложить форму и порядок обмена.

Гази-Магомед немедленно отправился к отцу с запиской генерала. Шамиль продиктовал ответ: «Согласно первому пункту договора вы возвращаете моего сына Джамалуддина, на встречу с которым выйдут средний сын Гази-Магомед и младший Магомед-Шафи. Вслед за этим мы переправляем на вашу сторону семьи грузинской знати. После этого производим обмен военнопленными одного на одного согласно списку».

Оставив в стороне вооруженных муртазагетов, Гази-Магомед с Магомедом-Шафи подошли к бугорку, который возвышался у мостика, переброшенного через реку. Положив узел с вещами для брата на землю, Гази-Магомед стал смотреть туда, где в стороне от строя конных и пеших солдат стояла группа офицеров. От нее отделились три человека. Они направились к мостику. Один, высокий, худощавый, в белом мундире с золотыми погонами, в белых рейтузах, в черных лакированных сапогах и черной треуголке, шел посередине. Двое других в обычных походных мундирах шли по бокам. Гази-Магомед пристально вглядывался в офицера, одетого в парадную форму. Он так же, как и отец, был обеспокоен тем, что царь может обмануть их — послать вместо Джамалуддина подставное лицо. Эта мысль довлела над всеми остальными, гася ветром подозрения вспышки радости. Потому молодой наиб Караты, скрывая волнение, впился проницательным взглядом сощуренных глаз в лицо офицера в белом. Он хотел найти в тонких чертах бледного лица штрихи, унаследованные от матери. И вдруг облегченно вздохнул. «Да, это Джамалуддин», — сказал он сам себе. Большие темно-бархатные глаза, тонкие ровные черные брови, сходившиеся у переносицы, были точно такими, как у покойной матери.

Джамалуддин, в свою очередь, шел, внимательно рассматривая человека, стоявшего на той стороне моста. Высокий, в длинной черкеске, в косматой папахе, надвинутой до самых глаз, он казался угрюмым. Большая голова на короткой шее, плотно посаженная на широкие плечи, была чуть наклонена набок. Подойдя поближе, Джамалуддин разглядел монголоидные черты смуглого, рябого лица со строгим взлетом правой брови. «Кто он?» — думал Джамалуддин. Пройдя мост, офицеры остановились напротив него. Гази-Магомед, сделав шаг навстречу, протянул Джамалуддину руку. Когда тот пожал ее, он отошел назад и снова встал на прежнее место.

Не сразу поняв, кто перед ним, смущенный холодной встречей и невниманием к сопровождающим, Джамалуддин сказал:

— Непонятно, почему отец послал этого странного невежу встречать меня. — Он резко повернулся спиной к Гази-Магомеду и, тяжело вздохнув, произнес: — Вот и все! Отсюда начинается неизвестность… Прощайте, друзья мои!

— До скорой встречи, Джамалуддин! — Старший из офицеров простер руки, обнял, поцеловал в обе щеки сына имама и стал вытянувшись, сняв головной убор. Второй офицер сделал то же самое.

— Доведется ли еще увидеться? — дрогнувшим голосом произнес Джамалуддин.

Гази-Магомед не видел лица брата, но на глазах офицера, обращенного лицом к нему, он заметил слезы. «Называется мужчина», — произнес в душе каратынский наиб и отвернулся с презрительной усмешкой.

Сопровождающие офицеры козырнули, пристукнув каблуками, затем, круто повернувшись, зашагали в свою сторону. Джамалуддин, держа треуголку на руке, стоял и глядел вслед удалявшимся офицерам до тех пор, пока они не смешались с остальными. Только тогда он повернулся лицом к Гази-Магомеду.

— Это твой младший брат, — представил Гази-Магомед юношу.

Джамалуддин хотел протянуть руку, но Магомед-Шафи кинулся к нему, обнял, прижался к груди, говоря с радостью:

— Брат мой, любимый, наконец я увидел тебя!

— Здесь одежда, переоденься, прежде чем идти к отцу, — распорядился Гази-Магомед, обратившись к Джамалуддину, и зашагал в сторону.

Джамалуддин, глянув на узел, спросил:

— Что за одежда?

— Отцу не нравится русская форма, он хочет, чтобы ты явился к нему в нашей черкеске, — пояснил юноша.

— А кто этот человек? — спросил Джамалуддин, глянув вслед Гази-Магомеду.

— Как, разве ты не знаешь? Это же наш средний брат Гази-Магомед!

— Гази-Магомед? — с удивлением повторил Джамалуддин.

— Да, — с недоумением ответил Магомед-Шафи.

Джамалуддин, ничего не сказав, поднял с земли узел с одеждой. Магомед-Шафи буквально выхватил его из рук брата, говоря:

— Узел должен нести я, вон в тех кустах переоденешься.

Магомед-Шафи направился к зарослям терновника. Джамалуддин последовал за ним.

На обоих берегах Мичика стоял неугомонный шум. Женщины и дети, сидевшие в арбах, увидев приближающихся со стороны русских войск толпу людей в военной и гражданской форме, стали кричать, называя имена родных и близких, прибывших из Грузии. Впереди толпы шел большого роста черноусый полковник — князь Давид Чавчавадзе.