Отправив наибов с отрядами к Хунзаху, Шамиль сам двинулся туда через день. В дороге Шамиля нагнал посыльный из Гоцетля, который сообщил о том, что большой отряд гяуров во главе с Аргутом, повернув обратно, стал возле Чалды, от которого начинается хунзахский подъем.
Шамиль поспешил к Чалде. Навстречу имаму из этого аула явился человек.
— Будь осторожен, — сказал чалдынец Шамилю. — Аргут умножил свои силы за счет сотен Аглар-хана и ополченцев чохского отступника Ибрагима-хаджи. Кроме того, несколько десятков лошадей волокут железные трубы на колесах, из которых стреляют железными шарами.
— Нам лучше не связываться с этим жирным донгузом[55] Аргутом, который знает местность и благодаря своей хитрости может провести самого шайтана. Мы выиграли сражение в Харачи, в наши руки попало много добра, может быть, ограничимся этим? — высказал свои мысли Инкау-хаджи.
— Нет, — возразил Шамиль, — не можем мы уподобляться детям, которые, вырвав сладости у других, убегают. Как можно бросить тех, кого отправили в город и окрестные деревни? Я не вернусь сам и не позволю никому уйти, оставив соратников в беде. То, что мы захватили в Харачи, слишком мизерно по сравнению с ожидающей нас вечной наградой на том свете. Я обязательно пойду на выручку Хаджи-Мураду, чтобы ударить по хвосту Аргута. А ты, Инкау, останешься здесь с Байсунгуром. Сюда должны прийти пушки из Дарго. В отряде беноевского наиба есть перебежчики, умеющие стрелять из пушек. Когда привезут орудия, пойдете в Танус, укрепите его, установите орудия где следует, большей частью — над дорогой, и приготовитесь к обороне.
Шамиль направился в Чалду. Аргутинского в селении не оказалось. Жители сообщили, что он ушел к Хунзаху рано утром.
Не останавливаясь в Чалде, имам стал подниматься к хунзахскому плато. Ему приходилось идти с боями, поскольку по обеим сторонам дороги Аргутинский установил посты, а кое-где сделал преграды.
Оттеснив мелкие отряды Ибрагима чохского и Аглар-хана, Шамиль поднялся на плато.
Мюриды, оставленные в крепости, узнав, что в Хунзах поднимается с большими силами Аргутинский, покинули крепость и присоединились к Хаджи-Мураду, который укрепился в городе.
Заняв крепость, Аргутинский стал быстро исправлять разрушения, оставив на позициях Аглар-хана и чохского штабс-ротмистра Ибрагима со всем ополчением.
Ночью Шамиль послал в аулы, расположенные около Хунзаха, трех лазутчиков к Газияву, Дибиру и Галбацу, чтоб они шли на соединение с отрядами имама.
На следующий день еще до восхода солнца все три наиба с отрядами соединились с силами Шамиля.
Противники стали друг против друга лагерем.
После полуденной молитвы Шугаиб подойдя к Шамилю, сказал:
— Разреши испробовать острие этой шашки.
Ичкерийский наиб оголил блестящее кривое лезвие, на котором было написано: «Пусть сердце, крепкое, как этот булат, станет нежнее шелка при виде раненого и беззащитного». Эту дорогую шашку с серебряной рукояткой, изображающей клюв орла, в ножнах тонкой работы кубачинских ювелиров, подарил Шугаибу сам Шамиль.
— Испробуй, только не горячись, помни, что ведущий не всегда должен быть впереди, иначе он не будет видеть, что делается сбоку и сзади. Если надежны свои, надо не забывать о коварстве противника. Аллах на помощь! — сказал имам.
Шугаиб вернулся к отряду. Рядом с ним расположил своих мюридов беноевский Байсунгур.
— Приготовься к атаке, — сказал Шугаиб соседу.
Шамиль приказал Галбацу и Газияву быть готовыми двинуться на помощь чеченскому отряду, сел на лошадь и стал наблюдать в бинокль с холма.
Развернутым фронтом, потрясая остриями сабель, с гиком и свистом понеслись чеченские всадники по равнине к земляному валу, возвышающемуся перед крепостью. Аглар-хан бросил в контратаку свои кавалерийские сотни. Но натиск чеченцев был настолько стремителен, что казикумухцы, словно по приказу, натянули поводья и повернули коней обратно, буквально на расстоянии десятка шагов от противника.
Напрасны были старания и чохского ротмистра. Всего лишь несколько минут слышался лязг скрещенной стали. Отступники были выбиты с позиций и обращены в бегство.
Преследовать их Шугаиб не решился, потому что через головы отступников полетели пушечные ядра с батарей Аргутинского.
Шамиль, на лице которого сияла мягкая улыбка, вдруг сорвался с места и помчался туда, где только что, вспыхнув как соломенный костер, погас бой.
— Слава аллаху! — воскликнул он, увидев живого, невредимого Шугаиба, который тащил на себе раненого двоюродного брата. Шамилю показалось, когда он смотрел в бинокль, что ичкерийского наиба выбили из седла. Он спешился и помог наибу унести раненого.
Имам послал приказ Хаджи-Мураду оставить город и начать отход вниз с наступлением темноты. К вечеру следующего дня отряд Шамиля достиг Тануса. Отдохнув в Танусе несколько дней, имам решил уйти к Куруде. Курудинцы были сторонниками имама. Расположившись лагерем возле селения, Шамиль стал возводить оборонительные сооружения. Имам ждал Аргута.