Имам Шамиль

— Ханша Хунзаха боялась в равной мере и русских и Гази-Магомеда, но русские сохраняли за ней права и привилегии, помогали деньгами. Когда она узнала о намерениях имама Гази-Магомеда, меня и своего сына Нуцал-хана отправила в Тифлис к наместнику с просьбой оказать ей помощь. Но проклятый генерал Розен не принял нас и ничего не обещал, а его наибы стали спаивать Нуцал-хана и водить к полуобнаженным женщинам, одна из которых в присутствии всех пыталась его обнять, но молодой хан увернулся. Они окуривали нас дымами, от которых меня тошнило. Нуцал-хана учили играть на деньги в бумажную игру. Я тогда еще понял, что гяуры люди хитрые, коварные, а женщины их — бесстыжие блудницы. Мы ушли ни с чем. Я сказал Нуцал-хану, что они чужие для нас и что нам лучше идти с теми, кто близок по религии и нации.

Нуцал-хан уговаривал мать, но ханша не хотела быть в подчинении бывшего узденя Гази-Магомеда и чанка Гамзата. А потом случилось то, что вы знаете.

— Все это должно было случиться неизбежно. От суда и своего часа никому не уйти. Мы думаем одно, аллах делает другое. Так будет и впредь, ибо никто не знает, что предначертано каждому всевышним, — сказал имам, когда Хаджи-Мурад, тяжело вздохнув, умолк.

После некоторого молчания Юнус спросил:

— А правда ли, что хан мехтулинский еще до мушулинца подсылал к тебе убийцу за то, что ты отказался участвовать в погоне за Шамилем?

— Не только поэтому, вражда между ним и мной давняя, — ответил Хаджи-Мурад. — Он считал меня повинным в том, что хунзахская ханша не выдала за его сына свою дочь Султанат. А когда после убийства имама Гамзата меня сделали временным правителем Аварии и возвели в чин прапорщика, он взбесился. С того дня вместе с оружием я носил саван за плечами в ожидании смерти. Но смерть поворачивалась лицом к моим врагам. Расправившись с наемными убийцами Ахмед-хана, я написал ему: «Если ты достоин носить папаху, не нанимай за деньги слабых душой. Приди сам. Лишь скрестив клинки, мы оценим силу друг друга».

Он не явился, стал писать доносы начальству в Шуру. Лгал, что я запрещаю сельчанам давать солдатам дрова и кизяк, молоко, сыр, мясо. Он обвинял меня в тайной связи с тобой, имам, говорил, что своевольными действиями в критические минуты я способствовал успеху мюридов. Генерал не поверил ему, велел не трогать меня. Когда же этого генерала вызвали на время из Шуры в Тифлис, Ахмед-хан явился в Хунзах. Он приказал солдатам, служившим в крепости, схватить меня. Они явились ночью в мой дом, взяли безоружного. Сначала отправили в крепость, а на рассвете, привязав ремнями к пушке, повели вниз. Только мать и жена с воплями бежали за мной. — Хаджи-Мурад говорил тихо, не поднимая головы. — Я шел без папахи. Палило солнце. Мучила жажда. Я попросил у ближнего солдата попить.

Хаджи-Мурад прервал рассказ. Видно было, что он очень волновался — капли пота выступили на большом выпуклом лбу. И вдруг он поднял голову — широко расставленные глаза сверкали гневом.

— Тогда проклятый солдат подошел ко мне и стал мочиться на полу моей чухи. Что со мною было дальше, — плохо помню, ибо зло затмило разум. Я рванулся сначала к солдату, он отпрянул. Мы шли около Могеоха, где дорога была особенно узкой. Тогда я кинулся в пропасть. К счастью, оборвались ремни. Солдат хотел схватить меня, но я увлек его за собой в бездну. Что было дальше — не помню.

Хаджи-Мурад опять перевел дыхание. Тяжело ему было все это вспоминать.

— Пастух, который нашел меня, рассказывал, что я долго был без сознания, а солдат сразу же умер.

— Слава аллаху! — воскликнул Ахвердиль-Магома.

— А что было дальше? — с нетерпением спросил Юнус.

— Я долго лежал. Ребра зажили раньше, а нога не заживала. Когда поправился, остался в Цельмесе. Хунзахцы приходили, просили меня вернуться, но мать и жена не посоветовали. Просил и генерал Клюгенау прийти к нему в Шуру. Я отказался. Письма его сохранил, сейчас прочту вам.

Хаджи-Мурад снял папаху, отвернул подкладку, достал две бумажки. Развернул одну, затем другую.

— Вот первое: «Салам и множество добрых пожеланий прапорщику Хаджи-Мураду! Я знаю, что ты служил нам верой и правдой, что доказывал не раз на деле. Генерал-майор Ахмед-хан мехтулинский поступил с тобой нехорошо. Я знаю, что ты не изменник, не сторонник Шамиля. Тебя арестовали. Ты бежал. Мне трудно судить, не поговорив с тобой. Если ты верен нам, предан царю и совесть чиста перед богом, приезжай ко мне, никого не бойся. Я твой покровитель и защитник. Ахмед-хан под моим началом, он понесет наказание после твоего объяснения, если ты не виновен. Я сдержу свое слово, бог будет тому свидетель».

— Клятву и богу и шайтану они дают одинаковую, — заметил старик, хозяин дома.