Illuminationes

Ощущение пустоты исходит от смутной догадки человека, что он мог бы заниматься более высокой деятельностью, нежели следование своим страстям и убийства других биороботов. Мог бы, если бы Соавтор дал ему еще нечто, что ему нужно, чтобы стать полностью самостоятельным. Ведь Соавтор (Змей) на самом деле не сказал полной правды, обещая ему, подталкивая к съедению плода от Древа Познания: «Съешьте, и станете как Боги». Съели, но стали лишь частью как Боги.

Вот так Наташка натолкнула меня на важные мысли. Чувство ПУСТОТЫ — это тоска по полной самостоятельности (по преодолению и смертности тоже), по участи, равной участи создателей, тоска по тому состоянию, обещанному, но не выполненному Соавтором: «будете как Боги».

Мы — люди, не «самостийные» существа, а вспомогательные. Созданные для нужд (для вспомогания) других, «самостийных». Если бы мы были самостийными, мы бы обладали Основным Знанием: предназначением нас и предысторией нас, мы знали бы наше место в целом. Сегодня вместо Основного Знания у нас Загадка Человека. Только у вспомогательных существ может быть отрезана причинно–следственность. А это преступная (по отношению к нам) причинно–следственность. Иначе зачем ее скрывать? Чувство пустоты — тоска по Основному Знанию, Наташка.

Отсутствие табу на внутривидовое убийство: инстинкт убийства

Почему биороботы убивают друг друга? Легко, без угрызений совести на самом деле. А потому, что они не являются родственниками в настоящем смысле этого слова. Они всего–навсего клоны, а их женщины — инкубаторы, в которых выращиваются клоны. Потому их держат вместе лишь воспитанные обществом правила, а не железный закон родства.

Отсутствие запрета на внутривидовое убийство — еще одно доказательство того, что человек — не животное. Клоны поднимают руку на жизнь других клонов, не терзаясь проблемами. Их впечатляет только угроза их индивидуальной смерти. Слезы детей по поводу смерти родителей, так же как слезы родителей по поводу безвременной кончины детей, обусловлены системой воспитания, а не данной от рождения родственностью. Ребенку все равно, кто о нем заботится, кормит и меняет пеленки. Для него родителями являются все, кто о нем заботится. Это общество навязывает ему «папу» и «маму».

Никаких родственных эманаций (биологическая привязанность, естественная дружественность, предпочтение своего перед чужим) отцы, матери и дети на самом деле не испытывают друг к другу. Иначе бы, например, обманутые женщинами отцы распознавали бы не своих детей, воспитанных ими как свои. А они не распознают, и дети не распознают своих не отцов, бывает, лишь на смертном одре мать признается сыну, что воспитавший его отец — не его биологический родитель. Царь Эдип, убивший отца и взявший в жены мать — на самом деле тут греческая трагедия совершенно реалистична — не имел инструментария, чтобы понять, что они — его отец и мать. Более того, возникшая на заре истории человечества греческая трагедия была самоучителем для дикого биоробота. Она учила испытывать ужас перед убийством биологического отца и учила испытывать ужас перед использованием биологической матери в качестве самки. Эдип этого ужаса не испытывал, естественный еще человек, он естественно аморален. (Тут не до морали. То же самое, как если бы мать, отец и взрослый молодой сын оказались бы на необитаемом острове.) Это греческие боги, условные и узко профессионализированные фурии делают вид, что испытывают ужас, учат ужасу человека и грозят карами. А он биоробот, у него нет понятий свой–чужой. Ему чужой всякий другой биоробот. Потому человек убивает легко и на самом деле ничего не испытывает. Коменданты всяких там Маутхаузенов и Треблинок никакого раскаяния не чувствовали. Ну разве что навязчивый от множественного повторения след убийств в памяти. Так, старому рабочему, ушедшему на пенсию, простоявшему у конвейера завода «Форд» всю жизнь, являются во сне недоделанный автомобиль, гаечный ключ и гайка, которую он был поставлен закручивать. Следует уже прекратить удивляться бесчувственности человека. Как модель он изготовлен бесчувственным, что вы от него хотите!

После написания вышеприведенного пассажа, в ноябре 2009 года, я оказался под арестом на десять суток в спецприемнике ГУВД на Симферопольском бульваре и имел время обдумать феномен убийства человеком человека тщательнее. Вот к каким выводам я пришел: