Иллюзия отражения

– Что с тобой, Дронов? Тебе что, плохо?

– Я запутался в словах.

– Подумаешь.

– Вся муть, что вокруг нас, – от слов. От тех, что ложны. Но в них же следует искать ясность.

– Получится?

– Да. Если ты будешь искренна.

– Я и без того...

– Ты бывала в «Веселом доме»?

Девушка смешалась на минуту, опустила глаза, потом переспросила холодно:

– Где?

– В «Веселом доме». В заведении мадам Карлсон.

– Не знаю, о чем ты.

– А если правду? Мы же хотим докопаться до истины. Или – ты предпочитаешь умереть, так и не поделившись «скромными девичьими тайнами»?

– Мои, как ты выражаешься, «скромные девичьи тайны» никого не касаются.

– Возможно, они касаются твоей жизни. Или скорой смерти.

– Не нужно меня пугать! Но то, что я считаю личным, я тебе рассказывать не стану.

– Тогда – остается лишь откланятся. – Я поднялся, отвесил поклон. – И – удалиться.

– Подожди, Дронов...

– Бессмысленно вытягивать кого-то из трясины, если ему там уютно. Или он сопротивляется. А сопротивляется потому, что ему кажется, что будет он слишком непригляден. И из-за этого своего представления предпочитает жизнеутверждающе погибнуть. Впрочем, эту сказочку я тебе, кажется, уже изложил.

– Не эту.

– Значит, похожую. Прощайте, Дарья Сергеевна Бартенева. Сражайтесь со своими химерами сами.

– Подожди, Дронов.

– Да?

– Ты жесток.

– Разве?

– Ты же знаешь, мне страшно оставаться одной...

– Я? Знаю? А если все сказанное тобою ложь? От слова до слова?!

– Я все о себе рассказала. И о своей семье. А – ты? Кто такой ты? Ты – всех подозреваешь в чем-то, а сам... Почему ты оказался у Арбаевой в тот самый момент, когда...

– Все. Поговорили. Будем считать, что я – bad boy. А ты – good girl. На этом и попрощаемся.

– Нет. Так нельзя. Это неправильно.

– Я хочу знать правду.

Девушка покраснела, кивнула:

– Хорошо.

– Слушаю тебя.

– Но я не уверена, что ты поймешь...

– Я не ханжа.

– Не в этом дело.

– А в чем?

– Я боюсь, ты станешь меня...

– Презирать?

– Нет. Это слишком сильное слово. Я пытаюсь подобрать адекватное.

– Не пытайся. Я же сказал: давно путаюсь в словах.

– Просто... Люди так часто лгут самим себе, что правда о них самих, о том, что втайне от себя они такие же, как и те, кого они осуждают, их очень задевает. Но им ничего не остается, как надевать маски благопристойности и жить с этой постной миной... Ведь люди часто осуждают не сам грех, а то, что ты не боишься в нем признаться. Потому что сами они такого мужества не имеют. А потом – начинают тебя ненавидеть за то, что кажется им твоей свободой. Той свободой, какой они себя лишили, заключив в тюрьму пошлых и ханжеских установлений.

– Даша, ты еще ничего не рассказала, а уже начала оправдываться. И передо мной, и перед собой. Хочешь анекдот?

Девушка пожала плечами.

– Мужик едет в поезде с доверху набитой сумкой. И каждую минуту достает оттуда банан, чистит, солит и – выбрасывает в окно. Чистит, солит, выбрасывает. Чистит, солит, выбрасывает. Его попутчик недоуменно спрашивает: «Э-э-э... а зачем вы это делаете?» Тот отвечает: «Терпеть не могу соленых бананов!»

– Глупый анекдот. Зачем ты мне его рассказал?

– Большинство людей так живут: терпеть не могут «соленых бананов», но не в силах удержаться от того, чтобы не посолить и не отвергнуть. Простая жизнь кажется им пресной, а не простая – отвратительной.

– Я это по-другому представляю. Многим кажется, что они раскованны и широки во взглядах, но эта «широта» простирается только на них самих.

– Таков мир. То, что люди позволяют себе, они никогда не простят другим.

Глава 56

Даша тряхнула волосами:

– Какого черта я разнюнилась? В конечном счете – кто я тебе и ты мне, чтобы переживать?!

– Вот именно.

– И все-таки... Знаешь, в жизни каждой женщины наступает момент, когда ее мучат необузданные и противоречивые желания.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! Ты можешь только догадываться! Когда женщине ближе к тридцати и она независима, от этой независимости можно удавиться! Хочется мужа, семьи, внимания, душевного тепла... Но и – страшно зависимости от мужа, даже не материальной, а необходимости терпеть его дурной или дерзкий нрав, страшно расставаться с постылой своей свободой...

И еще: это чувствуют все женщины в это время – и замужние, и все остальные: приходит ясное понимание: ты еще не жила, ты не успела или не смогла насладиться ни ласками мужчин, ни их вниманием, ни своим кокетством, ни самой жизнью. Кого-то держало в узде раннее замужество, кого-то, как меня, – карьера и жажда самоутверждения... И все романы мои были необязательны, скомканны либо, напротив, расчетливы... Я жила в рациональном мире карьеристов. И даже если возникала мысль, что после той или иной встречи не останется ничего, кроме разочарования, похожего на нудную мигрень, такие встречи случались все чаще и чаще, и все чаще приходило разочарование и с ним горечь – ну когда же, когда со мною случится хоть что-то стоящее?