Иллюзия отражения

В чужой стране, в чужом миру похмелье,
Хоть не было ни свадеб, ни поминок,
Хоть не было безделья и веселья,
А были только нити паутинок,

Летящих по безвременью и лету —
Чуть бабьему, девичьему, хмельному...
Тогда вступала осень в царство света,
Тогда зима по году шла иному,

Тогда метель по первой голосила,
Тогда любовь была желанней хлеба,
Тогда ты косы девичьи носила
И улетать умела в просинь неба...

К вишневому утерянному лету
Я вновь бреду черешневой тропою
И снова жду у времени ответа,
И верю, что чего-то в жизни стою.

И я вдруг понял, что все, что дано нам испытать и почувствовать в этом мире, – дано навсегда, и всякий путь – просто путешествие из лето в лето... И мы идет по нему, обретая то, чего потерять нельзя.

Эпилог

От забытья я очнулся затемно. Прямо передо мной на струганой столешнице лежал конверт плотной бумаги. Накануне его не было. В него было вложено письмо.

«Дорогой Олег! Мы крайне признательны вам за всестороннее и полное расследование обстоятельств гибели Эдгара Сен-Клера. Проявленные вами ум и отвага достойны самой высокой моральной оценки. Мы сочли справедливым и настояли на том, чтобы вам были переданы три миллиона фунтов стерлингов; не сочтите эти деньги извлеченными из недостойных источников: это десятая часть страховой премии, какую получит господин Сен-Клер после гибели Эдгара. Подписанное вами письмо ко мне, заверенное нотариально, явится для этого достаточным основанием.

Поскольку нам неизвестен номер вашего текущего счета, мы взяли на себя смелость открыть таковой на ваше имя в «London City Bank». Полученные средства вы можете не указывать в налоговой декларации, поскольку они оформлены как дар семейства Аленборо, и все необходимые формальности наши адвокаты завершили в соответствии с законом. Ваша Элен Аленборо.

P.S. Дорогой Олег! Господин Сен-Клер в моей беседе с ним назвал вас дерзким и был крайне раздражен; у нас сложилось впечатление, что он не желает попустить то, что показалось ему дерзостью; мне пришлось поговорить с ним совершенно непредвзято: семейство Аленборо располагает значительным влиянием, чтобы оградить любого, кто заслужил наше покровительство, от всяких попыток нанести ему вред каким бы то ни было способом. По здравом размышлении барон Сан-Клер с нашими доводами согласился. Он хорошо знает Старый Свет; правила не дано нарушать даже ему. Прошу не счесть наше покровительство чем-то оскорбительным для вас: просто вы нам понравились. В этом мире осталось не так много людей цельных и благородных.

Этим же вечером я приняла решение покинуть Саратону навсегда. Здесь слишком многое тяготит мою усталую память; я решила вернуться домой. Мы всегда будем рады видеть вас у себя, в поместье Аленборо, графство Кент, Англия.

Дорогой Олег! Не буду вам напоминать, что деньги не приносят счастья; они просто дают иную степень свободы; надеюсь, вы сумеете распорядиться этой свободой с присущим вам достоинством. Ваша Э. А.».

Чуть поодаль я увидел другой конверт, потолще, прижатый к столу керамической пепельницей. Открыл. Там были все документы на счет, открытый на мое имя в лондонском банке.

«Я решила вернуться домой...» Чтобы куда-то вернуться, это нужно покинуть. Если не уходить, будет мучить тоска по всему, чего ты никогда не узнаешь... Но и гарантий возврата нет. Грустнее другое: никуда невозможно вернуться: мир меняется, и мы вместе с ним. И все же, все же...

Через два часа я был на причале. Нанял яхту и с восходом солнца был на борту. И – любовался океаном. Лучи восходящего солнца едва-едва золотили еще сонную его поверхность.

Яхта шла на восток по солнечной дорожке. Позади оставался и карнавал, и несколько месяцев знойного забытья, и несколько ночей холода... И – что дальше? Я и не загадывал.