Однажды в журнале "Пипл" Вилли увидела фотографию Мэтта. Он стоял рядом с элегантной женщиной, которая, как писали, была председателем страховой компании или чего-то в этом роде. Всматриваясь в фотографию, Вилли испытала странное чувство ревности и злости, хотя ничего не было сказано о личных взаимоотношениях Мэтта и женщины.
Старый приятель Мэтта Джон Мартин Гиббс несколько лет назад умер, и тогда взгляды Мэтта немного изменились. Иногда в его словах эхом отзывался консерватизм Гиббса, что казалось Вилли странным, как будто он совсем отошел от присущего ему либерализма, который так импонировал ей.
"Жизнь меняется, детка, – однажды сказал он. – Все растет и переплетается, и зачастую даже лучшие в мире умы превращаются в замусоренное и застоявшееся болото". Несомненно, думала Вилли, то, что Мэтт проповедовал, он применил на практике. Это касалось его размышлений о любви, которые она хорошо помнила.
– Синьорина? – обратился к ней официант, и Вилли оторвала взгляд от газеты. – Джентльмен хочет угостить вас. Что принести вам, коньяк или что-нибудь другое?
Через несколько столиков от нее мужчина лет тридцати пяти поймал ее взгляд и улыбнулся, но у Вилли не было сейчас настроения начинать с незнакомцем беседу. Она улыбнулась и покачала головой, вежливо отказываясь от его предложения.
Подходя к гостинице, Вилли заметила стоящий у входа черный лимузин. По эмблеме на дверце она определила, что это автомобиль Верховного суда. Когда она подошла к портье, чтобы узнать, нет ли для нее сообщений, к ней поспешил шофер в униформе.
– Мисс Делайе? – спросил он.
– Да?
Он подал ей белый тонкий конверт. Она торопливо распечатала его. Внутри оказалась записка, написанная крупным уверенным почерком и содержащая всего несколько слов: "Я знаю, что здравый смысл покинул меня, но я должен увидеть тебя. Мэтт". Это было похоже на открывшийся ящик Пандорры, откуда вырвались глубоко затаенные, но не забытые чувства. Вилли готовила себя к встрече с Мэттом на суде. Но не наедине. Ведь это просто сумасшествие – встретиться судье и адвокату накануне заседания по апелляции. Настоящая золотая жила для прессы.
Вилли долго стояла в нерешительности, призывая свой здравый смысл, взвешивая все "за" и "против". Наконец, решительно отбросив все сомнения, она села в машину.
Сейчас, может быть, ее жизнь переменится, думала она, сидя в лимузине, мчавшемся в Джорджтаун. Возможно, его любовь изменилась, получив уроки лучше того, который он преподал ей в один из холодных осенних вечеров.
Возвращаться сюда было подобно паломничеству. Это похоже на переигрывание кусочка ее жизни заново. Как только машина свернула на стоянку, она увидела Мэтта, стоявшего у входа, как всегда стройного, его силуэт четко вырисовывался в освещенном дверном проеме.
– Вилли, – произнес он нежно, почти благоговейно. – Какое счастье вновь увидеть тебя.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Вилли. – Но это безумие...
Он улыбнулся, словно ребенок, которого уличили в проступке.
В камине ярко горел огонь, на столе стоял графин и два бокала. Мэтт молча наполнил их брэнди и подал один из них Вилли. В джинсах и вязаном пуловере он выглядел молодым и сильным, таким, каким она и помнила его.
– Ничто не изменилось, – тихо произнесла она.
– Кроме тебя, – сказал Мэтт, глядя ей прямо в глаза. – Ты всегда была красивой, но сейчас... Ты стала именно такой, какой я тебя и представлял – сильной, гордой и совершенной. Я горжусь тобой, Вилли. Ты шла навстречу своей мечте, и вот она сбылась.
Да, думала Вилли, отпивая глоток брэнди, одна моя мечта осуществилась – но только одна. Будто прочитав ее мысли, Мэтт сказал:
– Ты сердишься на меня. Я почувствовал это сразу, как увидел тебя. Не стоит... Я в долгу перед тобой...
– Черт возьми, Мэтт. Я любила тебя, – страстно сказала она. – Мы снова здесь и можем быть всегда вместе. Почему бы тебе просто не сказать правду? Неужели ты веришь в то, что поступил правильно, когда лишил меня возможности стать счастливой?
Мэтт не успел ответить, его лицо вдруг исказилось от боли. Он закрыл глаза. Вилли испугалась. Она вскочила и взяла его за руку.
– Что случилось, Мэтт? Может быть, позвать доктора? Сердце?
Боль утихла, и, хотя Мэтт был бледен, он попытался улыбнуться.
– Ничего, детка – все прошло. Он сделал глоток брэнди.
– Я очень сожалею, Вилли. Любой мужчина на моем месте поступил бы так же. Поверь мне – то, что мы расстались, было наилучшим выходом.
Вилли не поверила в его слова, но она все-таки боялась рисковать, приводя ему свои аргументы.
– Почему ты сегодня пригласил меня? – спросила она.
– Возможно, ты хотела меня опередить? – На его лице снова появилась та же усмешка. – Я не был уверен в том, что после завтрашнего суда ты захочешь повидаться со мной.
Вилли попалась на приманку.
– Означает ли это, что ты собираешься голосовать против меня?