В отношениях Мальвины с мужчинами всегда было много загадочного. Главная причина, по мнению самой актрисы, заключается в том, что ей до сих пор не удавалось встретить своего мужчину. “Я хочу встретить мужчину, с которым я смогу чувствовать себя уверенной и защищенной и за которого могла бы выйти замуж”. И, похоже, нашла, замуж-то она все-таки вышла!»
Вот такую страницу из какой-то газетенки с этим пошлым текстом нашел однажды Тимофей на своем пульте в театральной аппаратной, и душа его врубила задний ход: перелицевала смертную тоску обратно в темную ревность. Дома он напился в одиночестве. Однако на следующий день так скверно себя почувствовал, что решил спиртного не пить никогда. Решение это свое выполнял неукоснительно. Избегал юбилеев, театральных застолий после премьер, перестал звать в гости Алика и иных закулисных выпивох. Работал. По заданиям художников и режиссеров с остервенением проектировал светящееся, вертящееся, клубящееся оформление самых разных спектаклей.
Вспомнил, как когда-то, давным-давно, еще мальчиком, учился в художественной школе и неплохо рисовал. Только вот отец, пьяненький горе-художник, малевавший портреты передовиков производства на трубопрокатном заводе, уговорил его не ввязываться в сомнительную художественную житуху, идти по технической части.
Теперь же Тимофей стал ходить в музеи, заново штудировал живопись. Покупал альбомы с репродукциями. Старался понять, как разные живописцы обходились с изображением на своих полотнах разнообразных выразительных световых эффектов. Через несколько лет его имя иногда стало появляться на афишах. В некоторых спектаклях он выступал художником по свету. Обязанностей куча. Сделался Тимофей одним из тех, кого зовут трудоголиками. Говорил мало и сухо, выцеживал слова только по делу, избегал предисловий, театральной восторженности, поэтому многие актеры и начинающие режиссеры почитали его заносчивым и высокомерным. Однако именно это привлекало к нему женщин. Поддавался им редко и никогда не приводил к себе. Выбирал тех, у кого для интимных свиданий имелась своя территория. Однажды задумался: почему так? И раз и навсегда решил, что тут работает чувство вины перед Кейсом, которого когда-то лишили возможности предаваться любовным утехам. И потом… Кот же был свидетелем прошлого…
Жили они с котом душа в душу. Кейс обязательно встречал его в прихожей, в знак приветствия сперва зевал, потом пригибал к полу переднюю часть тельца, как бы кланяясь, вытягивал передние лапы, задирал зад и хвост, и в такой позиции драл когтями половик. «Здравствуй, кот», – уважительно говорил Тимофей. Одновременно ели. Потом Кейс вскакивал на стол и вылизывал дочиста опустевшую Тимофееву тарелку. Спрыгивал. Усаживался у двери в ванную. «Пить, пить», – говорил Тимофей, открывал дверь и поворачивал кран. Кот вспрыгивал на борт ванны и принимался кидать в рот холодные капли, вычерпывая их из водяной струи розовым язычком.
Иногда устраивался спать на рабочем столе. Тимофей гладил его голову и спину, кот просыпался, пристально, благодарно, долго глядел ему прямо в глаза. Казалось, что взгляд этот не простой, будто Кейс хочет что-то рассказать, передать какую-то загадочную информацию, да вот беда – говорить не умеет.
Время катилось незаметно. Вдруг в Кулишовском переулке исчезла знакомая рюмочная «Бабьи слезы», а вместо нее возникла контора – «Деньги по паспорту за пятнадцать минут». Обувную лавку на Садовой сменила французская кондитерская. Только Тимофей прошелся пылесосом по всей квартире и даже вымыл пол в большой комнате, как вдруг по всем углам и посреди коридора являлись клубки кошачьей шерсти. Или нагло высовывалась из раковины башня немытой посуды. Пучилась, желая сбросить крышку, гора мусора в ведре. Вычислить, сколько времени утекло с прошлых хозяйственных подвигов, удавалось с великим напряжением. Получалось не меньше двух недель. А казалось, что подвиги эти свершались, ну, не вчера, так позавчера. Словом, незаметное и злобное время жало без остановок, спрессовывая дни, недели, месяцы и годы.