— Будь она проклята, такая королевская служба, если капитан должен сдерживаться после нанесенного ему смертельного оскорбления, имея под рукой все средства, чтобы отомстить.
— Твое отношение к королевской службе ничуть не изменилось за эти пятнадцать лет, Бобби, — усмехнулся Хантер, ощупывая шрам на щеке.
— Я был прав тогда и, как видишь, прав и теперь, — съязвил в ответ боцман.
— Да тихо вы! — прервал их пикировку Доусон и, обращаясь к губернатору, спросил: — В самом деле, Питер, стоит ли тот черт, которому ты служишь, той платы, которой он от тебя требует? Стоят ли твоего терпения шашни этих политиков в Лондоне? Ведь это они завели в тупик наши отношения с Испанией, а не ты. Я спрошу тебя еще жестче: стоит ли удовольствие беспрекословного подчинения этим крохоборам в кружевных воротниках жизни твоей дочери?
— Я служу не им, — с трудом выговорил сэр Блад, — а интересам королевства. И не надо меня больше спрашивать ни о чем.
— Благо Англии и для меня, и для них — тоже не пустой звук, — мрачно сказал Доусон, — иначе бы мы пятнадцать лет назад не пошли за тобой. Речь шла лишь о цене.
Наступило тягостное молчание.
Хантер налил себе портвейна, но пить не стал. Сэр Блад набил свою трубку, но не спешил раскуривать.
Дверь в кабинет отворилась, и вошел лорд Лэнгли, так сказать материализовавшийся представитель высоких английских интересов в Новом Свете. Лорд жил во дворце, и губернатор в качестве дружеского жеста предложил ему входить в кабинет без доклада и предупреждения. Лорд Лэнгли охотно пользовался этим правом, беззаботно попирая глупые провинциальные представления о церемониях. Застав в кабинете губернатора нечто весьма смахивающее на обыкновенную матросскую гулянку, он растерялся.
Сэр Блад сказал:
— О, лорд Лэнгли, очень рад вас видеть. Не стесняйтесь, подсаживайтесь к нам. Прошу вас познакомиться с моими старинными друзьями. Ну, капитана Хантера вы знаете.
Толстячок лорд кое-как кивнул заместителю сэра Блада по флоту.
— А это Стенли Доусон, в далеком прошлом мой штурман, в недалеком — церковный сторож, а ныне лучший бродячий проповедник в окрестностях Порт-Ройяла.
Лорду Лэнгли поклониться в ответ на приветствие этого экзотического существа было непросто, но он заставил себя это сделать.
— Остался еще Бобби Болл, содержатель самого опасного, самого шумного и самого популярного трактира в городе под названием «Золотой якорь».
Тут уж представитель правительства его величества позволил себе бестактность в том смысле, что, ни слова не говоря, развернулся и покинул кабинет, в который попал без всякого предупреждения. Сэр Блад крикнул ему вслед:
— Но что самое интересное, все они были джентльменами удачи так же, как и губернатор Ямайки.
— Он тебя не услышал, — сказал Хантер, протягивая руку к своему стакану.
— А мне кажется — он обиделся, — заметил Стенли Доусон, — или, по крайней мере, удивился.
— Вот видите, — сэр Блад раскурил трубку, — это единственное, что я могу, — путать своими выходками правительственных чиновников.
Дон Диего был человеком без чести, совести и, следовательно, иллюзий. В том числе и по отношению к себе. Он знал, что его ничем нельзя удивить, разжалобить, обмануть и напугать. Он знал, что заставить его изменить свои планы могут лишь две вещи — запах больших денег и появление англичан по курсу или по борту. «Так в чем же дело сейчас, — спрашивал он себя, — почему я так странно себя веду последние недели?» А поскольку никакого объяснения он этим своим вопросам не находил, то пребывал в чрезвычайно раздраженном состоянии.
Сегодня к нему в его особняк с башенкой явились капитаны «Мурены» и «Бадахоса», двух наконец-то отремонтированных шлюпов. Они заявили, что команды волнуются из-за десятидневной задержки выхода в море.
— Когда выход?
— Не знаю! — рявкнул дон Диего.
— Это не ответ, — сказали они, — нам скоро нечем будет кормить наших людей.
— Я не держу вас, можете проваливать на все четыре стороны, мерзавцы.
Они поклонились и, сказав, что воспользуются советом командира, ушли.
Дон Диего знал, что без его «Медузы» эти проходимцы много не навоюют и прибегут обратно по первому же зову. Он уже не раз говорил своим людям, что его держит на берегу одно сложное дело, которое может оказаться очень и очень прибыльным. Но он чувствовал, что подчиненные начинают не доверять ему, вернее, начинают догадываться о причинах его столь ненормальной усидчивости. Вся Мохнатая Глотка была полна пересудами о белокурой девчонке, которую бородатый держал у себя под замком вместе со служанкой. Речь, конечно, могла идти только о выкупе — так казалось всем вначале, но в последнее время стали как-то туманно упоминать о том, что «старый испанец» тоже мужчина и что «девчонка» способна соблазнить самого черта.