Икс или игрек?

Взгляд ее остановился на фотографии молодого человека в форме ВВС, с такой же широкой улыбкой, как у Томми.

– Мужчинам еще хуже, – сказал последний. – Женщина хоть вязанием себя может занять, упаковывать посылки или в столовых помогать.

– Я такими вещами могу заняться лет через двадцать, – ответила Таппенс. – Я еще не настолько стара, чтобы на этом успокоиться. Я ни рыба ни мясо…

В дверь позвонили. Таппенс встала, пересекла маленькую служебную квартирку и открыла дверь. На коврике перед нею стоял широкоплечий мужчина с большими светлыми усами и приветливым румяным лицом.

Он окинул ее коротким взглядом и спросил приятным голосом:

– Вы миссис Бересфорд?

– Да.

– Моя фамилия Грант. Я друг лорда Истхэмптона. Он предложил мне разыскать вас и вашего мужа.

– О, очень приятно, заходите. – Она провела его в гостиную. – Мой муж… э… капитан…

– Мистер.

– Мистер Грант. Он друг мистера Кар… лорда Истхэмптона.

Старый оперативный псевдоним бывшего начальника разведки – «мистер Картер» – куда легче подворачивался на язык, чем настоящее имя их старого друга.

Несколько минут все трое весело беседовали. Грант оказался приятным человеком с простыми манерами. Потом Таппенс вышла из комнаты и вернулась с шерри и стаканами.

Через несколько минут, во время паузы, мистер Грант сказал Томми:

– Я слышал, вы ищете работу, Бересфорд?

У Томми загорелись глаза.

– Да, это так. Не хотите ли вы сказать…

Грант рассмеялся и покачал головой.

– О нет, ничего в подобном духе. Боюсь, это придется оставить на долю молодых и энергичных или тех, кто варился во всем этом долгие годы. То дело, которое я вам собираюсь предложить, боюсь, довольно нудное. Кабинетная работа. Заполнение форм. Маркировка. Классификация. Вот такое дело.

Томми поскучнел.

– Понимаю.

– Это лучше, чем ничего, – подбодрил его Грант. – Короче, заходите как-нибудь ко мне. Министерство снабжения, кабинет двадцать два. Мы подберем вам какую-нибудь хорошую работу.

Зазвонил телефон. Таппенс взяла трубку.

– Алло? Да. Что?! – На том конце провода о чем-то взволнованно верещал писклявый голос. Таппенс изменилась в лице. – Когда? О Господи, конечно! Сейчас приеду!

Она положила трубку и повернулась к Томми:

– Это Морин.

– Я так и подумал. Узнал ее голос даже по телефону.

– Мне очень жаль, мистер Грант, – зачастила Таппенс, – но я должна поехать к подруге. Она упала и подвернула ногу, а с нею никого нет, кроме малолетней дочери. Мне надо поехать к ней, все уладить и найти ей какую-нибудь сиделку. Простите, пожалуйста.

– Конечно, миссис Бересфорд, я все понимаю.

Таппенс улыбнулась ему, схватила лежавшее на софе пальто, сунула руки в рукава и выскочила из комнаты. Хлопнула входная дверь.

Томми налил гостю еще стаканчик шерри.

– Посидите еще, – сказал он.

– Спасибо, – гость взял стакан. – По правде говоря, очень удачно получилось, что вашей жене позвонили. Это сэкономит нам время.

Томми уставился на него.

– Я не понимаю.

– Понимаете ли, Бересфорд, – неторопливо проговорил Грант, – если б вы пришли бы ко мне в министерство, то там я сделал бы вам иное предложение.

На веснушчатое лицо Томми начал возвращаться румянец.

– Вы хотите сказать…

– Истхэмптон предложил вас, – кивнул Грант. – Он сказал, что вы именно тот человек, который нам нужен для этого задания.

Томми шумно выдохнул.

– Рассказывайте, – сказал он.

– Естественно, все строго конфиденциально.

Томми кивнул.

– Даже ваша жена не должна знать. Вы понимаете?

– Прекрасно понимаю. Но мы прежде работали вместе…

– Да, я знаю. Однако это предложение только для вас.

– Понимаю. Хорошо.

– Для виду вам будет предложена, как я только что сказал, кабинетная работа в отделе министерства, функционирующего в Шотландии – в закрытом районе, куда ваша жена не сможет вас сопровождать. На самом деле вы будете находиться совершенно в другом месте.

Томми слушал.

– Вы ведь читали в газетах о так называемой «пятой колонне»? – спросил Грант. – В любом случае вы хотя бы примерно понимаете, что означает этот термин.

– Внутреннего врага, – пробормотал Томми.

– Именно так. Эту войну, Бересфорд, мы начали под фанфары. О, я не говорю о людях, которые действительно понимали суть дела, – мы всегда знали, с кем нам предстоит схватиться. Мы знали о способностях врага, его воздушных силах, его смертоносной решимости и скоординированности его отлично слаженной военной машины. Я имею в виду обывателя. Я говорю о том простодушном, туповатом демократе, который верит в то, во что хочет верить, – что Германия вот-вот рухнет, что она на пороге революции, что у нее не оружие, а жестянки, что тамошний народ голодает так, что солдаты падают в обморок на марше, и все такое. Как говорится, принимают желаемое за действительное.

А война обернулась совсем по-иному. И в начале-то все было неважно, а потом стало еще хуже. К простым людям претензий нет – к морякам, летчикам, солдатам в окопах. Но руководство было дурным, и готовы к войне мы были плохо – возможно, это дефекты нашего характера. Мы не хотим войны, мы не рассматривали ее всерьез, мы оказались к ней не готовы.