Их жаркий ноябрь

Видимо мысль о будуарном платье Константина взбудоражила. Он задумчиво посмотрел на меня.

— А знаешь, наверное, я оставлю тебя у себя.

— До утра и без цветов? — усмехнулась я. Только вышло как-то невесело.

Лифт резко остановился и распахнул перед нами двери.

— Нет, навсегда, — уверенно произнес Константин. Подхватил мои дорожные сумки и зашагал по просторному холлу в сторону квартиры.

— Костя, у меня есть ребенок. Я не могу остаться у тебя навсегда, — засеменила я за ним следом. — Давай, ты изучишь мое будуарное платье, а завтра утром я поеду домой?

— Аня, хватит. Мне это надоело, — резко остановившись перед дверью, нахмурился он. — Мы с тобой, как маленькие. Бегаем — то друг за другом, то друг от друга. Пора это прекратить. Дочку можно у родителей оставить. Будешь по выходным к ней приезжать.

И полез шарить по карманам в поисках ключей.

Что-то оборвалось внутри. Я стояла и оторопело смотрела в его широкую спину. Я вдруг осознала, что он не готов принять меня с дочкой. Все надежды, чаяния — рухнули в один миг. Внутри стало пусто и холодно.

Константин повернул ключ и пропустил меня вперед. Уверенно поставил мои сумки на пол и захлопнул дверь. Для надежности запер ее изнутри, а ключ засунул в карман джинсов.

Горько усмехнулась. Наверное, я запала на эту его упертую уверенность в себе. Вот сейчас — он совершает глупость за глупостью, а продолжает переть, как танк. Не понимает, что мать, у которой остался ребенок, замками не удержать.

— Так, снимай пальто, в гардероб вешай. У тебя, вообще, теплые вещи есть? Или всю зиму собираешься так ходить?

— Есть. Где-то, — пожала плечами.

— И сапоги… сейчас мороз ударит, а ты в осенних.

— Я же на машине.

Развела руками, отдала ему пальто. Быстро стянула с ног сапоги. Стало неловко от того, что я оказалась у него в домашней одежде. Он ведь хотел, чтобы я сияла, а не стояла перед ним в домашней футболке и с заплаканными глазами.

— Извини, я по-домашнему. Я ужин готовила, когда Валера заявился.

— С Валерой разберемся, не переживай, — помрачнел Константин и убрал верхнюю одежду в гардероб.

— Так, давай в ванную, прими душ, приведи себя в порядок. И где там твое хваленое платье? Жду тебя на кухне. Я пока приготовлю глинтвейн.

— Это же сложно — глинтвейн варить, — неловко усмехнулась и обхватила плечи руками.

— Нет, если просто подогреть вино со специями, не разбавляя соком. Надеюсь, платье почти прозрачное?

— Иначе бы оно называлось по-другому.

— Иди, приводи себя в порядок. Глинтвейн будет готов через пятнадцать минут.

Он с улыбкой подтолкнул меня к двери ванной. В серых глазах полыхнуло вожделение, а рука, будто невзначай, легла на низ спины и скользнула ниже.

Я осторожно проскользнула мимо него и закрылась в ванной.

Как ни крути, а я снова в заложницах у Константина. И почему меня это не пугает?

Горячие струи душа постепенно приводили меня в чувства. Еще пару минут, и приведу себя в порядок. Тщательно расчешу волосы, подкрашу губы помадой, надену на себя жутко интимное платье из кружев. Даже белье поддевать не стану. Какая разница? Все равно Константин его с меня снимет… А завтра… завтра мне придется со всех ног бежать к дочери. У нас с Костей есть целая ночь, прежде чем я уеду.

Неслышно вошла на кухню. Босая, с распущенными волосами, в порочном платье — несмотря на горечь открытия, я сгорала в страстном предвкушении наших любовных игр.

Константин стоял ко мне спиной и что-то смешивал у плиты. В воздухе разливался терпкий аромат гвоздики и кориандра. Его широкая спина в темно-синем пуловере, закатанные по локоть рукава, облегающие узкие бедра джинсы — он был очень привлекательным мужчиной. С таким, как Костя, хотелось в омут с головой, и желательно навсегда. Только вот… разные мы с ним. И если любовник из него отличный, то приемный папа — вряд ли. А я выберу Еву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тряхнула головой, отгоняя горькие мысли, пригладила отороченное кружевами порочное платье, и шагнула к барной стойке.

— Явилась? — с обворожительной улыбкой повернулся в мою сторону Константин. И застыл.

— Кхм… это… точно платье?

— Для любовных утех, — я улыбнулась и забралась на высокий барный стул.

Он подхватил бокал, налил в него горячую жидкость, от которой кругом шла голова, и в одно мгновение оказался рядом со мной. Поставил передо мной глинтвейн и медленно опустился на колени.

Бессовестно задрав кружевной подол платья, коснулся моих босых ног.

— У тебя красивые ступни, — поглаживая их горячими ладонями, хрипло выдохнул он. Поймал мой взгляд, и рука поползла вверх, медленно и порочно — оглаживая лодыжки, колени, бесстыдно раздвигая мои бедра и оглаживая их изнутри.

Его касания обжигали. Терпкий глинтвейн пьянил. А я медленно сдавалась жгучему обаянию монстра по имени Константин.

Глава 28

Его пальцы отбросили в сторону подол платья и подобрались к нежному лону. Заскользили между складочек, сжали, нырнули глубже. Еще глубже.

Взгляд искрил. Обжигал мои губы, шею.

На миг я даже перестала дышать.