— Прощай, Анна. На деньги купи вам еду и заправь машину. Этого должно хватить.
Развернулся и быстро зашагал к выходу сквозь толпу желающих поесть гамбургеры.
Я сидела и ошеломленно смотрела в обтянутую кашемировым пальто широкую спину. Константин растворился в толпе, а меня пронзила горечь потери. Что-то едва уловимое шевельнулось в сердце и тут же померкло. Теперь я не хотела, чтобы он уходил. Но он решил по-своему. Оставил меня одну накануне ноября.
Глава 10
На город опустился вечер. Ева смотрела мультфильмы по телевизору, а я мерила шагами кухню, смотрела в окно и курила у открытой форточки. Я не находила себе места.
Если Константин прав, мне нечего делать в городе. Мой муж растворился в закате, а без работы ипотеку и все счета я не потяну. В родном городе есть, где жить, пусть всего лишь двушка на четвертом этаже девятиэтажки, но мама и папа меня не прогонят. Поищу работу по профилю, глядишь, все наладится.
Затушила сигарету и набрала номер телефона матери. Рассказала все, как есть.
— Возвращайся, что-нибудь придумаем, — вздохнула она. — Я скажу папе, что ты завтра будешь дома. И подай, наконец, на развод. На черта тебе такой муж?
— Я считаю, что у меня больше нет мужа.
— В паспорте стоит печать о браке. От нее надо избавиться.
— В суде госпошлину надо платить, а мне нечем.
— Не затягивай с разводом, Аня. Денег он не дает, дочкой не занимается.
— Ладно, ладно…
До позднего вечера я собирала вещи. Поместятся ли наши с Евой шмотки в багажник моей машины?
— Возьмем самое нужное, а за остальным я вернусь на выходных. В конце концов, летние наряды вряд ли понадобятся нам до поздней весны, а на носу зима, — мысли вслух. Но Ева сосредоточенно таскала за мной следом своих кукол и мягкие игрушки.
— Положи самых нужных в свой рюкзачок, — командовала я.
— И сервиз для кукол, мама?
— И сервиз.
— А карандаши?
— Карандаши тоже клади.
Треск ломаемой входной двери раздался внезапно. В следующие три секунды она просто слетела с петель и с грохотом повалилась на пол в прихожей.
Ева, вздрогнув, бросила игрушки и кинулась ко мне.
Я с ужасом смотрела на четверых мужчин в черных масках с автоматами.
— Где фотографии? — ткул дуло автомата мне в горло один из них.
— Какие…фотографии? — едва слышно прохрипела я и заслонила собой дочь.
— Которые этот ублюдок обещал отдать очень нехорошим людям!
— Я не понимаю…
Удар по лицу наотмашь заставил меня громко вскрикнуть. На языке появился солоноватый привкус. Я схватилась за щеку и разбитые губы. Ева вцепилась мне в ногу и заревела.
Один из налетчиков остался дежурить у двери, а двое других принялись обыскивать квартиру.
Мужская рука в черной перчатке впилась в мои волосы и притянула к лицу в черной маске.
— Где фотографии?!
— Я не… не знаю, о чем вы говорите… кто он?
— Твой муж, сучка! Где он их прячет?!
— Я не видела мужа уже почти год! Он забыл, что такое платить за дочкин детский сад и ипотеку! Как я могу знать, где он что-то прячет, если его здесь не было черти сколько времени?!
— Покрываешь его?! Я научу тебя говорить правду!
Впервые в жизни меня бил мужчина. Я беспомощно прикрывалась руками, перед глазами плыли круги, а он не унимался.
— Советую тебе вспомнить, где твой муж прячет фотографии, — раздалось откуда-то сверху.
— Я не знаю… не знаю… — шептала беспомощно. — Я не видела его много месяцев… он нас бросил…
— Дэн, хорош ее мутузить. Она ничего не знает. На почтовом ящике висит почти сорок отправленных ему писем, — раздался другой голос где-то рядом со столом.
И все исчезло.
Я очнулась от всхлипываний сидящей у меня в ногах Евы. Перед глазами плыли красные круги. Квартира была больше похожа на помойку. Разбросанные вещи, битая посуда.
— Мамааа… мамочкааа…. Проснись, пожалуйста, проснись…
— Ева, немедленно собирайся, — приказала онемевшими губами. — Мы уезжаем сейчас же. Я только умоюсь… и не реви. Мы должны быть сильными. Кроме нас самих нам никто не поможет.
Дочка затихла. Поднялась с пола и опрометью бросилась к дивану, где лежал ее рюкзачок.
Мне было больно. Болели ребра. Разбитые губы саднило. Стиснув зубы, я приказала себе подняться и идти в ванную комнату.
Переоделась, помогла одеться испуганной Еве.
Эти мрази вынесли из квартиры всю электронику, даже телевизор. Я лишилась сотового телефона и ноутбука. Ева — своего планшета. А еще в нашей квартире больше не было входной двери. Пробитая пулеметной очередью и покореженная, она валялась на полу в прихожей.
К счастью, пятитысячная купюра, оставленная Константином, осталась нетронутой в кармане моего пальто.
Я была до смерти напугана. Мы с Евой вышли, крадучись, из подъезда, и под покровом темноты заспешили к стоянке. Я несла в руках сумку, она трусливо прижимала к груди рюкзак с игрушками.
Холод давал о себе знать. Он закрадывался под пальто, заставлял ежиться. Если Хэллоуин и был страшным праздником, то для нас с Евой он стал действительно жутким.