Их судьба – шпионаж

Тысячи офицеров ФБР и контрразведки вышеназванных военных инстанций Соединенных Штатов были брошены в Майами для физического прочесывания складских помещений, доков, ремонтных мастерских и прочих помещений, где могла бы скрываться субмарина. То, что она имеет карликовые размеры, никому и в голову не приходило.

…Второй раз повезло уже офицерам ФБР. Их агенты сообщили, что некий господин поддерживает конспиративные контакты с диспетчерами нью-йоркского порта.

За диспетчерами установили круглосуточное наблюдение, в результате которого удалось выйти на Шрагмюллера. На ранчо провели обыск, однако ничего подозрительного не обнаружили. Тем не менее наблюдение за ранчо и его хозяином продолжили.

Выяснили, что Шрагмюллер регулярно закупает избыточное количество продуктов питания, явно превышающее его гастрономические потребности. Его мать к тому времени уже отошла в мир иной. Появилось подозрение, что на ранчо объект проживает не один.

При повторном обыске жилища Шрагмюллера контрразведчики обнаружили, что ранее ими обследованный подвал имеет еще и нижний этаж. Когда они попытались спуститься туда, раздались два выстрела — это немецкие офицеры-подводники предпочли смерть пленению.

* * *

Шрагмюллера судили по законам военного времени. И хотя в ходе допросов и судебного разбирательства Курт сообщил даже больше, чем от него ожидали, свой земной путь он закончил на электрическом стуле.

Его жену Рицлер-Шевалье-Шрагмюллер по решению суда лишили американского гражданства, но по ходатайству главы политической разведки Третьего рейха наградили Железным крестом 3‐й степени.

Гретхен Рицлер стала первой и последней агентессой гитлеровской Германии, которая удостоилась такой чести.

Глава пятнадцатая Шпионские явки в постели

В начале 1950‐х советские резидентуры КГБ и ГРУ в Берлине только-только становились на ноги.

Большая игра и, соответственно, большие ставки делались в Австрии, поэтому Кайзвальтер, организовав в Вене свою основную резидентуру, считал, что под рукой у него должен быть помощник «главного калибра».

Не без труда ему удалось убедить Гретхен в необходимости вернуться из Берлина в Вену.

Еще больших усилий стоило Кайзвальтеру вовлечь ее в мероприятия по разработке офицеров советской разведки, ибо Рицлер ненавидела русских — именно они разрушили ее мир, наполненный головокружительным успехом у отпрысков родовитой европейской знати, роскошью, блеском, сексуальными приключениями.

Однако и эту ее ненависть церэушник сумел направить в нужное ему русло, поставив на службу ЦРУ.

Судьба распорядилась так, что открытие ЦРУ своего бюро в Вене совпало с прибытием туда Петра Попова, который сразу угодил в «медовую западню», устроенную Кайзвальтером.

* * *

О том, что на него, неискушенного в амурных делах фронтовика, свалилась Божья благодать во плоти красавицы Греты, Попов решил резиденту не докладывать.

Во-первых, ему пришлось бы как-то объяснять отклонения от намеченного маршрута и свои появления у Оперного театра. Не мог же он, в самом деле, заявить генералу, что по причине прогрессирующей спермоинтоксикации он каждый свой выход в город завершает посещением подиума местных шлюх.

Стань этот факт известен резиденту, а от него — секретарю парткома военной резидентуры, Попову на следующий же день вручили бы билет до Москвы с последующим предписанием продолжить службу где-нибудь в Мухосранске, куда даже император Николай Первый посчитал бы зазорным ссылать декабристов.

Во-вторых, к «нерассказанной сказке Венского леса» Петр имел личный, плотский интерес.

И всё-таки горе-разведчик был на распутье.

С одной стороны, Грета обмолвилась, что работает массажисткой в венском Салоне красоты, который активно посещают жены американских дипломатов (значит, и жены церэушников!), поэтому немку в будущем можно будет использовать как источник оперативной информации. Этим своим ходом он сумел бы заработать «очки» в глазах «резака» и утереть нос сослуживцам.

С другой стороны, жаль было использовать такое богатое тело не по прямому назначению, а в оперативных целях.

«Главное, — сделал умозаключение Петр, — чтобы не погасла искра, вспыхнувшая между нами на Будапестштрассе, надо как можно скорее уложить немку в постель, а там от тела перейти к делу: попытаться дополнить интим оперативными заданиями — добычей через Грету информации об американцах и иже с ними…»

* * *

Как обманутый собственной невестой жених без оглядки бросается в омут бесшабашного загула, так Попов, сменив внутреннюю неудовлетворенность собой и своими коллегами на привязанность к Грете, стал посвящать ей всё свободное время.

Она для него значила больше, чем поглотитель нерастраченной мужской энергии. Ламсдорф стала живительным пластырем на кровоточащей ране его тщеславия, иллюзорным щитом, за которым Пётр прятался от собственных комплексов ущербности и мнимой несправедливости со стороны начальника и коллег.