Вплоть до конца урока я не отвлекаюсь ни на что, кроме собственных записей в тетради и монотонного голоса учителя, который рассказывает о годах правления пятого по счёту президента США.
Итак, к обеду за моими плечами три урока, – история и сдвоенная математика, – знакомство с двумя учителями, один из которых ужасно скучный и ужасно старый (математик), конфликт с бугаем, который я успешно предотвратила, и короткая беседа, если это можно так назвать, с голубоглазым красавцем из разряда крутых парней.
И да, никто из студентов, с которыми я по необходимости провела это время, не захотел познакомиться со мной поближе. Большинство игнорировали моё присутствие, а те, кто и смотрел в мою сторону, проявляли лишь, или высокомерие, или лёгкий интерес, как на диковинную игрушку, или необоснованное подозрение, словно я бомба замедленного действия.
В общем, мой первый день в колледже Санта-Моники обещает быть весёлым…
Зато у меня есть свой шкафчик – узкий и вертикальный, с дверцей насыщенно-синего цвета.
К нему я и направляюсь после математики, чтобы убрать сумку и налегке отправиться на обед.
Здесь-то всё и происходит…
Я вижу Барб, недалеко от того самого красавчика с истории, замечаю, как она быстро отводит взгляд, словно не смотрела только что на меня и увлечена разговором с подружкой, задумываюсь об этом и не замечаю, как из-за угла кто-то выходит. Он пьёт какой-то густой напиток, который от столкновения моего лба о его локоть растекается по подбородку парня, а остатки жидкости из опрокинутой бутылки попадают на чёрную футболку.
– Твою мать!
– Боже, прости, пожалуйста! – скороговоркой проговариваю я на русском и хватаюсь на ушибленный лоб. В глазах до сих пор прыгают мушки.
Очень странно, что вокруг воцаряется тишина, верно? Обычно в таких случаях старшеклассники смеются над оплошностями других. Я решаю посмотреть в лицо того, кого явно все здесь боятся, – ну не из-за меня же они замерли, – и встречаюсь с такой ледяной яростью тёмных глаз, что по моей коже бегут зябкие мурашки.
– У меня есть… – по-английски осторожно начинаю я, и очевидно, что зря.
Парень протягивает ко мне руку, толкает спиной к шкафчикам и, удерживая на месте жёсткими пальцами за основание шеи, холодно спрашивает почти у моего лица:
– Что, запасная мужская футболка? Или другая порция моего коктейля по специальному рецепту?
– Отпусти меня, – справившись с испугом, выдыхаю я.
Значит, этот из плохих. Из отвратительных, я бы сказала. И это уже проще.
– Хочешь ещё кому-нибудь испортить настроение своей слепошаростью, новенькая? – ухмыляется он чуть отстранившись.
– Вообще-то…
– Она сказала: отпустить её,
Я перевожу взгляд за плечо плохиша и вижу того самого блондина. Он стоит, широко расставив ноги и сложив руки на груди, подбородок вызывающе вздёрнут. Весь его вид говорит о том, как он крут, и о том, что с ним лучше не связываться.
Впрочем тот, кого назвали Никлаусом, даже не смотрит на него:
– Исчезни,
– Будет моей, если я захочу. Предпочитаешь, чтобы я захотел?
Брюнет недовольно морщится и,
– Только не говори, что тебя потянуло на экзотику.
Ладно, пора с этим завязывать.
Я отталкиваю от себя руку брюнета и сухо говорю:
– Я извинилась за свою невнимательность, хотела предложить салфетки, чтобы ты… Мне правда очень жаль, что так вышло. И, Оливер, – смотрю я на блондина, – ты не обязан за меня вступаться.
Две пары глаз тут же впиваются в моё лицо. Один смотрит с интересом, другой с раздражением, граничащим с насмешкой.
Я беру себя в руки и делаю попытку улизнуть:
– Простите меня.
– Стоять, – приказывает брюнет, со звоном впечатывая ладонь в шкафчик и тем самым преграждая мне путь. – Прощение полагается заслужить,
Последнее слово он говорит так, словно оно переросло в имя наречённое. Что скорее всего так и есть.
– Заслужить
Их взгляды вновь скрещиваются и, клянусь, в этот момент происходит что-то неладное. Воздух вокруг накаляется, разговоры других ребят смолкают даже вдали, тишина в ушах начинает звенеть. Сердце в груди набирает обороты, но я затаиваюсь, как и остальные, словно на подсознании знаю, что не стоит вмешиваться.
Передо мной два хищника, делящих добычу.
И эта добыча, похоже, я.
– Хочешь её?
Он резко склоняется к моему уху, выдыхает «бу!» и, рассмеявшись, вальяжной походкой скрывается за этим проклятым углом.
Оливер делает шаг ближе ко мне, заглядывает в мои глаза с беспокойством и предлагает:
– Не обращай внимания на его слова, хорошо? Никлаус редкостный мудак.
– Заметила, – киваю я и настороженно спрашиваю: – Почему ты вмешался?
– Хотел произвести на тебя хорошее впечатление?
– Спрашиваешь, потому что сомневаешься, что получилось? – усмехаюсь я.
Парень смеётся, открыто, заразительно: