Икар

С первой страницы шарлотсвиллской «Конститьюшн» за 2 апреля:

«…Неизвестно, присутствовал ли преступник на вечеринке, посвященной открытию ресторана „У Джека“, поэтому неясно и то, каким образом он проник в кабинет. Полиция считает, что после того, как преступник произвел выстрелы, он не спустился в зал ресторана, а вылез из окна кабинета и выбрался на крышу здания. Затем он, скорее всего, спустился на соседний садовый балкон, а оттуда мог без труда выйти на Уотер-стрит, где поблизости расположено несколько парковок и где преступника вполне могла ожидать машина.

Полиция утверждает, что все местные силы брошены на поиски убийцы и что его вскоре должны арестовать».

Джек аккуратно сложил газету и бросил ее на тяжелый железный стул, стоявший рядом с ним. Наклонился к столу, потянулся за кофейником и инстинктивно поморщился, но было уже слишком поздно. Он заблудился в своих воспоминаниях, поэтому был не совсем готов к этому взрыву боли, вспыхнувшему в правом бедре и непонятно как распространившемуся по всему телу, прогремевшему, будто раскат грома, в левом колене. Джек закрыл глаза, понял, что держит кофейник и что его руку сотрясает резкая, неровная дрожь. Он приказал себе открыть глаза и опустить кофейник на стол так медленно, как только у него могло получиться. Он сделал глубокий вдох, выждал целых тридцать секунд, заставил себя сосредоточиться на движении секундной стрелки, затем еще немного посидел и снова потянулся за кофейником. Боль опять вернулась, но на этот раз Джек был к ней полностью готов. Он сумел удержать кофейник в руке, даже взял другой рукой чашку и налил себе вторую порцию кофе. Он смог сделать пару быстрых глотков, но потом из-за дрожи в руке вынужден был поставить чашку на блюдце.

Джек сидел неподвижно, стараясь совсем не шевелиться, пока боль не стала терпимой. Сидя словно замороженный, он думал о том, что самой большой переменой в его жизни за последние несколько месяцев стала боль. Да, он мог с ней справляться. Это уже была не та изнурительная, умопомрачительная боль, которая терзала его в начале восстановительного периода, когда казалось, что даже повернуться в кровати невозможно, когда при самом маленьком шаге по его костям словно бы кто-то дубасил кувалдой, а в нервные окончания будто бы врезалось сверло дрели. Теперь боль не была нескончаемой, как сразу после происшествия. Порой наступали моменты облегчения, долгие минуты, когда его тело испытывало покой и мир, и иногда он даже мог проспать всю ночь. Но все же боль доминировала в его жизни, как ничто другое. Ни одно движение не оставалось для него незаметным. Редко его посещали мысли, свободные от боли. А самое главное, он понимал, что боится боли. Боится того, насколько боль его ограничивает. И просто-напросто до смерти боится мучений, приносимых болью.

Наконец боль утихла настолько, что Джек смог торопливо потянуться за второй газетой, лежащей на спинке стула справа от него. Это движение далось ему намного легче. Он взял газету, помедлил в ожидании новой волны мучений, но боль оказалась более или менее терпимой, и тогда Джек перелистал газету до страницы, где была помещена статья, которую он уже успел выучить наизусть. Он приступил ко второму этапу своих обычных ежедневных занятий.