Июнь. 1941. Запрограммированное поражение

Однако реальные финские потери оказались несопоставимы с советскими данными. Оказывается, в первый день советскими бомбами был поврежден всего один трофейный советский бомбардировщик СБ [765]. Тогда же один финский истребитель разбился при вынужденной посадке, другой потерпел катастрофу на взлете, а еще несколько получили в воздушных боях пулевые пробоины. 28 июня при вынужденной посадке разбился еще один их истребитель. Всего за период с 25 по 30 июня получили повреждения различной степени 12–15 финских самолетов. Только один из них пришлось ремонтировать больше года, а остальные быстро вернулись в строй [766].

Главной причиной низкой результативности ударов по аэродромам был недостаток достоверной разведывательной информации, слабая подготовка экипажей, их неумение найти нужные цели. Гораздо сильнее досталось от советских бомб финским городам. Так, 25 июня в Турку погибли 13 мирных жителей, а еще 29 были ранены [767]. На следующий день этот город пострадал еще сильнее, там погибло 114 и получили ранения примерно 500 человек, в большинстве своем из гражданского населения.

За те же шесть дней советская авиация безвозвратно потеряла 20 истребителей и 51 бомбардировщик. При этом погибли больше 100 летчиков, в том числе 5 командиров эскадрилий [768]. Не все эти самолеты были сбиты или разбились. Истребитель И-153, пилотируемый младшим лейтенантом В.И. Поздняковым, очевидно, потерял ориентировку и в 8 часов утра 25 июня приземлился на финской территории. Не желая сдаваться в плен, летчик застрелился, а его совершенно исправный самолет достался финнам в качестве трофея [769].

Налеты на аэродромы и города, жертвы среди финского населения были немедленно использованы агрессивными кругами Хельсинки в качестве удобного предлога для официального объявления войны Советскому Союзу.

Воздушную операцию с такими незначительными результатами ценой столь тяжелых потерь никак нельзя назвать успешной. А германские ВВС существенно превосходили финскую авиацию в количестве и качестве материальной части и в боевом опыте пилотов. Нельзя забывать, что их самолеты базировались далеко от границы и перелетели на передовые аэродромы только за день до нападения. Учитывая более сильную немецкую ПВО, подразделения которой к тому же имели боевой опыт, надеяться на более результативные действия нашей авиации против люфтваффе, не говоря уж о захвате господства в воздухе, никаких оснований нет.

М. Мельтюхов же выразил сожаления, что Сталин упустил свой шанс внезапным нападением в корне изменить обстановку в начале войны в нашу пользу. На чем основана его уверенность в успехе нашего упреждающего удара на юго-западном направлении, совершенно непонятно. На количественном превосходстве Красной Армии в технике? Напомним, что войска Юго-Западного и Южного фронтов, немногим уступавшие ГА «Юг» в численности личного состава, но намного превосходившие ее по количеству дивизий, орудий и минометов и самолетов (по танкам — в шесть раз!), тем не менее потерпели поражение на киевском направлении в конце июня 1941 г. (см. Приложение 10). С нашей точки зрения, такого шанса у Сталина не было и в помине, и он сам это прекрасно понимал. Потому не только не собирался нападать первым, но и стремился любой ценой отодвинуть срок неминуемого столкновения как можно дальше.

Политическое и военное руководство СССР, конечно, сознавало, что схватки с гитлеровской Германией было не избежать, поэтому к войне готовились, и готовились серьезно. Но для устранения крупных недостатков РККА, столь рельефно проявившиеся в войне с Финляндией, и проведения задуманной реорганизации вооруженных сил и перевооружения их на новую технику требовалось много времени. Ввязываться в войну в 1941 г., располагая армией, находящейся в процессе масштабной реорганизации и перевооружения, было просто невыгодно. Время тогда определенно работало на СССР. Поэтому делалось все, чтобы оттянуть войну и обеспечить наиболее благоприятные условия для вступления в нее СССР на этот случай. По свидетельству В.М. Молотова, подготовку к неизбежной войне с Германией вели:

«Иначе зачем нам еще в мае месяце надо было из глубины страны перебрасывать в западные приграничные военные округа в общей сложности целых семь армий? Это же силища великая! Зачем проводить тайную мобилизацию восьмисот тысяч призывников и придвигать их к границам в составе резервных дивизий военных округов?» [770].

При этом Молотов признался, что срока германского нападения «точно не знали» и делали все, чтобы оттянуть войну. А в результате: «Время упустили, опередил нас Гитлер!» Спрашивается, в чем опередил? Обычно эти слова Молотова интерпретируют однозначно — опередил в нападении. Молотов не военный человек (о каких семи армиях он говорит?), в беседе он не считал нужным уточнять, в чем их опередил Гитлер — в развертывании или в сосредоточении. Или он имел в виду завершение реорганизации и перевооружения армии? Опередил и баста. Такая расплывчатая формулировка оставляет широкое поле для интерпретаций.