Июль для Юлии (СИ)

Друзья пустились в обсуждение прелестей незнакомки. Это занятие так увлекло их, что они не сразу заметили тучного мужчину в новеньком мундире, богато украшенном орденами. Мужчина страдал отдышкой и носил монокль. Подойдя к графу, он сунул монокль в глаз, отчего его круглая физиономия стала похожа на луну, вздумай та внимательнее приглядеться, что же творится на грешной земле.

Мужчина довольно долго рассматривал графа, пока тот не соизволил обратить на него внимание. Несколько минут они говорили по-итальянски, потом мужчина раскланялся и ушел восвояси. Бельский заметил, что его товарищ заметно помрачнел.

— Что случилось, Вольдемар? Этот каплун расстроил тебя?

— Прости, я и забыл, что ты ничего не смыслишь в итальянском, — усмехнулся Бобров.

— Твоя правда, мало смыслю, — засмеялся Бельский. — Но это ничуть не мешает мне волочиться за сеньоритой Петрой. А она, смею тебя заверить, еще ни разу не нашла, что мой язык дурен. Я имею в виду, итальянский.

— Ну да, конечно, — пробормотал Бобров.

— Так что тебе сказал твой знакомый?

— Боюсь, я попал в крайне невыгодное положение.

— Объяснись!

— Я должен деньги этому господину. О чем он сейчас любезно напомнил.

— И много ты ему задолжал?

Бобров назвал сумму.

— Бог мой!

— Только не надо комментариев. Я в свое время наслушался нравоучений отца, а затем и дяди.

— Вольдемар! Ты сошел с ума!

— Воистину, если рассказал об этом тебе.

— Не сердись, но… я не представляю… Сколько у тебя времени? Где ты раздобудешь такую сумму?

— Да уж не у тебя стану занимать.

— Ты надеешься, что кто-то ссудит тебе…

— Я женюсь.

Глаза у Андрея едва не выскочили из орбит.

— Что?! Прости, я, верно, ослышался?..

— Ничуть. Дело решенное. Я женюсь. К осени.

— На ком же?

— На Юлии Паниной.

— Кто это? Первый раз слышу.

— Подопечная моего дяди. Какая-то дальняя родственница, сирота. Дядя опекал ее, пока сам не представился. Фатальная девчонка. Мне заранее жутко.

— Ты встречался с ней?

— Раз или два. Давно, лет шесть назад.

— Хороша собой?

— Сущий уродец. Бледная, как смерть. Какие-то мышиные, серые волосы, водянистые глаза… Она очень больна. Но живуча, черт побери. Сколько времени я ждал известия о ее смерти, но смерть в планы этой мышки, похоже, не входит. Придется жениться.

— Вольдемар! Зачем тебе такое убожество?!

— У этого убожества достаточно денег, чтобы мне хватило на три жизни.

Бельский сильно в этом сомневался, но спорить не стал:

— Сколько ей лет?

— Никогда не интересовался. Что-то около осьмнадцати.

— И ты виделся с нею раз или два?

— Я только что признался тебе в этом.

— А теперь ты явишься к девочке и предложишь руку и сердце? — насмешливо спросил Андрей. — Ты воображаешь, что она с радостью их примет? Думается, барышня едва ли ответит на твои ухаживания.

Бобров самодовольно улыбнулся и похлопал приятеля по плечу.

— Вот увидишь, она будет счастлива. Представь — сирота, жившая затворницей и знавшая жизнь только по французским романам… И вот, в один прекрасный день она видит перед собой блестящего, как солнце, веселого и любезного молодого человека, который восхищен ею, который угадывает каждое ее желанье, который знает ее душу лучше, чем она сама себя знает… Что произойдет, когда этот молодой человек сделает ей предложенье? Она, не задумываясь, выйдет за него замуж и с любовью предложит ему все свои капиталы. И — заметь! — будет считать себя самой счастливой женщиной на свете.

Бельский рассмеялся:

— Должен ли я узнать твою физиономию в «блестящем как солнце, молодом человеке»? Но как ты узнаешь душу девушки лучше ее самой? По-моему, ты не самый прозорливый любовник на свете!

— Я хорошо знаком с домоправительницей барышни. Пара подарков старухе-ключнице — и я в курсе всего, что любит объект моего внимания. Как видишь, мне не обязательно проявлять чудеса прозорливости.

— Вот дьявол! Ты предусмотрел все!

Бобров принял восторги приятеля, как само собой разумеющееся.

Друзья попивали шампанское и провожали взглядами особо красивые фигурки, проносившиеся мимо них в танце. Перед ними мелькали точеные щиколотки, изящные ступни в атласных туфельках — прелестницы знали, как привлечь внимание, но остаться в рамках хорошего тона.

Бельский поморщился, заметив, что взгляды, которые барышни бросали в их сторону, предназначались не ему, а его другу. Заметил он и то, как граф лениво приподнимал ресницы, чтобы пронзить очередную красавицу холодным взором, столь модным в последнее время. Про себя Андрей решил поупражняться в метании подобных взглядов дома, перед зеркалом, а вслух сказал, с трудом скрывая досаду:

— В этой истории меня радует только одно — когда ты женишься, все эти кокотки наконец-то меня заметят. Ведь ты будешь потерян для них!

Бобров издал сухой смешок и щелчком сбил с рукава невидимую пылинку:

— Друг мой, не думаю, что какому-то существу, тем более, моей будущей серой жене, под силу заставить меня отказаться от привычек. Так что не питай иллюзий…