Иисус. Все мировые исследования

О таком строгом исследовании, в котором принимаются во внимание все важные данные и используются все нужные методики, мы поговорим в оставшихся главах первой части книги. Пять из них посвящены археологическому и топографическому контекстам того мира, в котором жил Иисус; еще восемь сосредоточены на том культурном и религиозном контексте иудаизма, в котором Иисусу приходилось действовать. Джеймс Чарлзворт и Мордехай Авиам рассмотрят Галилею в двух аспектах, с точки зрения топографии и археологии, и через десять вопросов, ставших «точками входа», перейдут к исследованию, призванному очертить мир времен Иисуса. Из содержательного труда Габриэля Мазора мы узнаем о том, как римская архитектура демонстрировала имперские ценности и служила для их пропаганды, что особенно ярко проявлялось в восточных провинциях и даже на территориях, где проживали евреи. Обзор Дэвида Хэндина покажет, как нумизматика, изучая древние монеты, позволяет лучше понять мир Иисуса и некоторые евангельские пассажи. А Джереми Хаттон, знаток ветхозаветных текстов, пояснит, почему Иоанн крестил именно в Иордане, и сколь важен был в Священном Писании этот нарратив как основа для смысла евангельских повествований.

Шон Фрейн размышляет о том, как наилучшим образом соотнести самые современные отчеты археологов о Галилее с литературными источниками, повествующими о том мире, в котором вершил свое служение Иисус. Фрейн ставит серьезные вопросы касательно методик и, помимо прочего, попрекает тех, кто по причине некогда господствовавших воззрений решает игнорировать те или иные источники. Почему мы обходим молчанием Четвертое Евангелие? И следует ли нам пренебрегать взглядами синоптиков, повествующих о движении Иисуса, и отдавать предпочтение современной социологической конструкции, построенной на гипотезах XIX века о «примитивных» обществах? Автор не призывает вернуться к докритическому отношению к Евангелию и принимать все как данность, но, скорее, указывает на избирательность сегодняшних исследователей, которым недостает критического отношения к самим себе.

Разумеется, контекст Иисуса – это не только реалии и география, но и иудаизм. Центральная аксиома «Исследования Иисуса» гласит, что Иисус был евреем и в центре религиозно-культурного контекста его жизни пребывал иудаизм. Том Холмен вновь формулирует идеи, которые прежде высказали (но не развивали) Иосиф Клаузнер и Эд Сандерс[16], рассуждает о формулировке «Иисус в иудаизме» и говорит, что та неправильно выражает конечную цель «Исследования Иисуса» – скорее, Иисуса надо понимать в непрерывности тесно связанных явлений, иными словами, в континууме, возникшем между иудаизмом и раннехристианским движением. Историческое воссоздание жизни Иисуса имеет смысл лишь тогда, когда с его помощью мы можем увидеть и значение Иисуса в его собственном иудейском контексте, и то, как тот же самый Иисус связан с началом ранней Церкви[17].

Этот континуум и такой контекстуальный подход крайне важны и для Дейла Эллисона. В его работе Иисус представлен в самом центре иудейского апокалиптизма. Полагаясь на психологические исследования, Эллисон отмечает, что человеческая память часто предпочитает не детальную прорисовку, а крупные штрихи. И он спрашивает: как же так вышло, что хранители традиции смогли точно запомнить афоризмы и краткие реплики Иисуса, но при этом совершенно не сумели верно изобразить Иисуса, пророка апокалипсиса? Эллисон обращается и к антропологическим моделям хилиастов, пытаясь понять христианское движение на его ранних этапах, и приходит к такому выводу: пусть Иисуса и представляют как философа с умеренными взглядами, его образ обретает смысл лишь как образ пророка, возвещающего конец света в рамках апокалиптического иудаизма, и как вдохновителя апокалиптического раннего христианства.