Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга VI. Смерть и Воскресение

От начала и до конца своего Евангелия Иоанн проводит мысль о том, что события из жизни Иисуса происходят во исполнение Писания. Однако обычная формула ινα ή γραφή πληρωθή (да сбудется Писание), встречающаяся у него многократно (Ин. 12:38; 13:18; 17:12; 19:36), в данном случае заменяется на ινα τελειωθή ή γραφή (буквально: «да свершится Писание»). Семантически слово τελειωθή связано как с тем, что ему предшествовало, – словами είδώς о Ιησούς οτι ήδη πάντα τετελεσται («Иисус, зная, что уже все совершилось»), так и с последним возгласом Иисуса на кресте: τετελεσται («совершилось!»).

В этом настойчивом повторении глагола τελειώνω («совершаться», «завершаться») в разных формах и значениях слышится желание автора Евангелия подчеркнуть исключительный характер смертного часа Иисуса: Его смерть является завершением на земле того плана, который был предначертан в Божественном Провидении и явлен в том, что Слово стало плотию (Ин. 1:14). Предвечный Сын Божий исполнил Свою земную миссию: Он прославил Отца на земле, совершил дело, которое Отец поручил Ему исполнить (Ин. 17:4). Следующим событием в исполнении предначертанного Богом плана будет Его воскресение из мертвых.

Хотя последние слова Иисуса на кресте, как они приведены в Евангелии от Иоанна, вписываются в общий богословский контекст этого Евангелия, мы никак не можем согласиться с исследователями, утверждающими, что Иоанн сам сочинил их, заменив ими последние слова Иисуса из других Евангелий. Так утверждает, в частности, крупный немецкий исследователь четвертого Евангелия Р. Шнакенбург: он считает несомненным фактом то, что Иоанн сформулировал их, чтобы заменить им синоптическое изречение о том, что Иисус был оставлен Богом. По мнению ученого, Лука тоже изменил слова, приводимые у Матфея и Марка (Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?) на более богословски корректные (Отче! в руки Твои предаю дух Мой). Выстроить все приводимые евангелистами изречения Иисуса, произнесенные с креста, в единую цепь невозможно, считает Шнакенбург[555].

Подобные утверждения в разных вариациях встречаются и в книгах многих других ученых, считающих, что единственное оригинальное изречение Иисуса на кресте сохранил Марк, Матфей скопировал его у Марка, а Лука и Иоанн модифицировали его, исходя из своих богословских установок или из нужд церковных общин, для которых они писали свои Евангелия. Такой подход представляется нам крайне субъективным и методологически неприемлемым, о чем мы не раз говорили на протяжении нашего исследования жизни и учения Иисуса[556]. В данном случае он безосновательно отдает предпочтение свидетельству одного из евангелистов, ставя под сомнение историческую достоверность повествований двух других. Между тем один из попавших под подозрение авторов претендует на то, что был прямым свидетелем происходившего (Ин. 19:35; 21:24), а другой – на то, что записал свое Евангелие со слов свидетелей (Лк. 1:2).

Гармонизация четырех свидетельств

Древняя Церковь считала свидетельства четырех евангелистов не взаимоисключающими, а взаимодополняющими. Попытку гармонизации свидетельств четырех евангелистов мы находим у Августина, и она представляется в данном случае вполне убедительной:

Матфей продолжает: Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух (Мф. 27:50). Подобным образом говорит и Марк (Мк. 15:37). А Лука объясняет, что именно Он воскликнул этим громким голосом; он говорит: Иисус, возгласив громким голосом, сказал:

Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух (Лк. 23:46). А Иоанн умолчал как о первых словах, приведенных Матфеем и Марком, так и о последних, о которых упомянул один Лука. Но Иоанн привел то, что упустили другие, а именно, что Господь воскликнул: совершилось! – после того как отведал уксуса, что, по нашему пониманию, Он сказал раньше того громкого восклицания. Именно после этого совершилось! и был испущен Господом тот великий вопль, о котором этот евангелист умолчал, а те три сказали[557].