Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга II. Нагорная проповедь

Термин τέλειος употребленный в Нагорной проповеди, в зависимости от контекста может означать: „законченный“, „полный“, „зрелый“, „целостный“, „совершенный“, „лучший“, „высший“. В Септуагинте это слово употребляется для перевода (в большинстве случаев) двух еврейских понятий —שׁל ם šālēm („сохранный“, „неповрежденный“) и תמים tāmîm („целый“, „совершенный“). Оба термина указывают на целостность и завершенность: первый – в нейтральном смысле, второй – в религиозном. Термин שׁלם šālēm тоже может иметь религиозное значение – в выражении בלב שׁלם bə-lēḇ šālēm („всем сердцем“, букв. «целым сердцем»)[288].

Мы не знаем, какой в точности еврейский или арамейский эквивалент слова τέλειος был употреблен Иисусом (попытки реконструировать арамейский оригинал Его речи носят гипотетический характер). Однако нельзя не заметить некоторый параллелизм между рассматриваемым изречением Иисуса и многократно повторенными в Ветхом Завете словами, произнесенными Моисеем от лица Бога: Будьте святы, потому что Я свят (Лев. 11:44–45; 20:7). На это изречение ссылается апостол Петр в своем Первом послании, увязывая стремление к святости с представлением об отцовстве Бога по отношению к уверовавшим в Него:

Как послушные дети, не сообразуйтесь с прежними похотями, бывшими в неведении вашем, но, по примеру призвавшего вас Святаго, и сами будьте святы во всех поступках. Ибо написано: будьте святы, потому что Я свят. И если вы называете Отцем Того, Который нелицеприятно судит каждого по делам, то со страхом проводи́ те время странствования вашего… (1 Пет. 1:14–17).

В устах Иисуса ветхозаветное представление о том, что люди должны подражать Богу в святости, модифицируется в призыв подражать Богу в Его совершенстве. Этот призыв имеет отношение ко всему содержанию Нагорной проповеди. Она является руководством к святости и совершенству, задавая основные параметры для определения этих понятий в христианской перспективе.

Развитием учения Иисуса о совершенстве на христианской почве стало учение отцов Церкви. На историю восприятия данного учения в святоотеческой традиции оказало толкование термина «совершенный» в греческой философии, где он использовался прежде всего по отношению к людям, достигшим состояния особой внутренней красоты и благородства. Для обозначения этого состояния в греческой философии использовался термин καλοκἀγαθία («красота», «благородство», «совершенство»), происходящий от слияния двух прилагательных: καλός («красивый», «прекрасный», «добрый») и ἀγαθός («добрый», «благой»). Иногда термин καλοκἀγαθία использовался и в восточной патристике[289]. Однако отцы Церкви предпочитали ему термин τελειóτης («совершенство», «целостность»), имеющий прямую связь с Нагорной проповедью. Его применяли как по отношению к Богу – источнику всякого совершенства, – так и по отношению к людям. Совершенство в человеке мыслилось как отражение Божественного совершенства, приобретаемое через подражание Христу.

Отцы Церкви. Миниатюра из Изборника Святослава. Фрагмент

Григорий Нисский подробно развивает учение о совершенстве в двух трактатах – «О жизни Моисея законодателя, или О совершенстве в добродетели» и «Послание к Олимпию о совершенстве». Первый из этих трактатов представляет собой аллегорическое толкование истории Моисея, как она описана в книге Исход. В преамбуле к трактату Григорий излагает учение о том, что совершенство в добродетели не имеет предела, так как источником добра является Сам Бог:

Совершенство (τελειóτης) во всем другом, что измеряется чувством, ограничивается какими-либо известными пределами… О добродетели же узнаем мы от апостола, что у нее один предел совершенства – не иметь самого предела… Потому что всякое добро по природе своей не имеет предела… Первоначально и в собственном смысле добро – то, что естеством своим имеет благость: это Само Божество… Естество Божие неограниченно и беспредельно. Но идущий путем истинной добродетели ни к чему иному не причастен, как к Самому Богу, потому что Он есть всесовершенная добродетель… Нет средств достичь совершенного, по тому что совершенство, по сказанному, не объемлется пределами, у добродетели же один предел – беспредельность. Как же кому дойти до искомого предела, не находя самого предела?[290]