В научной литературе рассматриваемое изречение нередко трактуется как отражение одной из двух противоположных тенденций в ранней Церкви. С одной стороны, в ней якобы существовало более либеральное понимание Торы, представленное Стефаном (Деян. 7:48–53) и Павлом (Гал. 2:2–6, 11–16; Деян., гл. 15). С другой стороны, строгие иудеохристианские общины стремились к абсолютному послушанию Торе[191]. Такая интерпретация исходит из изложенного выше представления о том, что Матфей писал для конкретной общины, и в его тексте интересы этой общины нашли отражение.
Однако ничто не препятствует видеть в данном изречении подтверждение антиномизма, характеризующего отношение Самого Иисуса к Моисееву законодательству. С одной стороны, Он критиковал буквализм в толковании его предписаний и показное благочестие фарисеев, считавших себя его ревнителями. С другой, Он указывал на непреходящую ценность закона и пророков. Свою миссию Он видел не в ниспровержении Моисеева законодательства, а в его восполнении.
Следуя этому взгляду, христианская Церковь не перечеркнула Ветхий Завет, не отвергла ни одной из частей этого внушительного собрания текстов, но весь корпус Ветхого Завета целиком включила в состав своего Священного Писания. Современная Библия лишь на одну пятую состоит из Нового Завета; четыре пятых ее объема занимают «закон и пророки». У первого поколения христиан не было Библии в ее нынешнем составе, не было иного Священного Писания, кроме Ветхого Завета, который и читался за раннехристианскими богослужениями. После появления Евангелий и апостольских посланий это собрание текстов было дополнено, Евангелие и послания приобрели статус священных книг, но ни одна йота или черта из Ветхого Завета при этом не была опущена.
В иерархии текстов, входящих в состав христианского Священного Писания, Евангелия заняли, безусловно, первое место. Второе место заняли Деяния апостольские и послания. На третьем месте оказался Ветхий Завет. Это наглядно иллюстрируется христианским богослужением, за которым с особой торжественностью читается Евангелие, с меньшей торжественностью – прочие книги Нового Завета. В течение года за богослужением полностью прочитывается весь Новый Завет (в православной традиции – кроме Апокалипсиса). Что же касается ветхозаветных книг, то Псалтирь прочитывается целиком в течение недели (в Великом посту дважды в неделю), и псалмы, как и в ветхозаветные времена, составляют основу богослужения; целиком (или почти целиком) прочитываются книги Бытия, Исход, Притчей, пророка Исаии; другие книги Ветхого Завета читаются выборочно.
Слова
Воины Апокалипсиса
Что означает это изречение и как оно соотносится с тем, что Иисус в Нагорной проповеди говорит о значении закона и пророков?
Думается, это изречение представляет прямую параллель к рассматриваемому фрагменту Нагорной проповеди. В Нагорной проповеди Иисус говорит о том, что доколе (›ως) не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока (›ως) не исполнится все (Мф. 5:18). Дважды употребленное слово ›ως (один раз переведенное как «доколе», другой раз как «пока») указывает на то, что два события произойдут одновременно: конец неба и земли и исполнение закона. Таким образом, закон продолжает свое действие до конца неба и земли, но его действие не простирается за пределы этого события. Напротив, слова Иисуса «не прейдут» даже после того, как прейдут небо и земля.
В этом, как нам кажется, и заключается наиболее существенная разница между законом Моисеевым и тем законом, который преподает Иисус Своим ученикам. Закон Моисеев имеет ценность исключительно в перспективе земной истории: после окончания этой истории он утратит актуальность. Закон, установленный Иисусом, не имеет ограничения во времени: он адресован земным людям, но имеет абсолютную, вневременну́ю ценность. Он соединяет время с вечностью, историю с метаисторией. Грань между земным бытием человечества и Царством Небесным здесь полностью стирается.
В этом – абсолютная новизна нравственного учения Иисуса. Может быть, именно потому оно воспринимается как труднореализуемое в условиях земной действительности, что сфокусировано на ценностях, имеющих сверхмирное, вневременное, метаисторическое измерение.
«Кто нарушит одну из заповедей сих малейших»