Иисус и победа Бога

В своей первой книге Борг доказывает, что в деятельности Иисуса сочетались политический, социальный и богословский аспекты[284]. Сопротивление Риму и поиск святости (особенно фарисейская деятельность) шли рука об руку; Иисус противопоставил всей этой программе новую парадигму святости с акцентом не на обособлении, а на милосердии. Грозные речения в синоптической традиции следует понимать не как предсказания о конце нашего пространственно–временного континуума, а как еврейские пророчества о разрушении Римом Иерусалима и Храма[285]. Вослед Дж. Кейрду и другим авторам Борг доказывает, что апокалиптический язык этих речений ошибочно считался указанием на «конец света», хотя в еврейском пророчестве он наделяет богословским смыслом то, что мы зовем историческими и политическими событиями[286]. Таким образом, Борг идет за Швейцером, помещая Иисуса в контекст еврейской апокалиптики, но совершенно не соглашается с Швейцером относительно смысла апокалиптического языка[287]. Это означает, что он часто расходится со многими своими коллегами по «семинару по Иисусу» — сторонниками чисто неапокалиптического Иисуса, считающими речения апокалиптического характера неаутентичными[288].

Со времен своей первой работы Борг продолжал исследовать жизнь Иисуса, используя категории, взятые из межкультурного религиоведческого анализа[289]. Не желая упрощать образ Иисуса, в отличие от некоторых своих коллег по семинару, он делает набросок с помощью целых пяти мазков[290].

• Иисус был религиозным экстатиком, какие существуют в большинстве культур, т. е. у него были частые и яркие переживания иных измерений реальности.

• Иисус был целителем. Он исцелял как сами болезни, так и их социальные последствия.

• Иисус был учителем Премудрости. Учение его было не традиционным, а во многом направленным против традиционного уклада[291].

• Иисус был социальным пророком. Он не предсказывал какие–то отдаленные будущие события и не говорил о конце света, но, подобно древним еврейским пророкам, обличал социальные несправедливость и угнетение. Против людей, упорствующих во зле, он изрекал профетические оракулы, совершал профетические акты, угрожая им судом Божьим (посюсторонней природы).

• Иисус был основателем/катализатором движения. При его жизни вокруг него сформировалось движение, и это не противоречило его намерениям. Это выражалось, например, в его братских трапезах с последователями. Такие трапезы нарушали социальные барьеры и воплощали Божественное сострадание.

По мнению Борга:

• Иисус (как человек) не был «божественным Сыном Божьим»;

• Иисус не умер специально за грехи мира;

• Иисус не ставил в центр своей Вести самого себя.

Однако в целом наброски Борга дают результат куда более положительный, чем у «семинара по Иисусу» в целом и Мэка в особенности. Кроме того, Иисус Борга — глубоко еврейский и участвует во внутриеврейской полемике[292].

Борг видит в Иисусе (на уровне межкультурного анализа) ясное доказательство того, что реальность имеет много измерений, причем с высшей реальностью мы можем находиться (как он говорит) в трансформирующем взаимоотношении[293]. К чему же призывают нас результаты поисков исторического Иисуса? Ответ: к жизни, сосредоточенной на Духе, благодаря которой мы можем обогатить взаимоотношения и углубить молитву. Плод такой жизни — в первую очередь сострадание и старание принести как можно больше сострадания в мир. Причем эту жизнь следует жить в общине, которая (именно как община) придерживается именно такого понимания. Борг трогательно описывает, что изменил этот образ Иисуса лично для себя, как он показал разницу между догматами об Иисусе и такой верой:

Отдать свое сердце, самые глубины своего существа послепасхальному Иисусу — живому Господу, обращенной к нам стороне Бога, лику Божьему, Господу, который также есть Дух[294].

Может показаться излишним добавлять к критике «семинара по Иисусу» разбор оригинальной концепции одного из его участников. Я ограничусь тем, что попытаюсь в духе дружеской коллегиальности предложить четыре из многих вопросов, которые родились у меня за последние года дискуссий с Боргом.

Первое. Использование Боргом межкультурных категорий очень интересно. Но насколько они точны? С какой стати мы должны, согласившись, что Иисус был экстатиком/целителем/учителем/пророком/основателем движения, систематически исключать более еврейские категории (например, «Мессия»)? Допустим, мы нашли у Флавия рассказ о человеке, подходящего под все пять категорий. Удивило ли бы нас открытие, что его считали потенциальным Мессией[295]? Если не удивило бы, почему не применить категорию «Мессия» и к еврейскому Иисусу Борга?