Игуана

Только жандарм встал у ворот постоялого двора, как раз возле большой поленицы дров, заготовленных с прошлого лета, как стал делать всякие смешные знаки Климентьеву. Он подпрыгивал на одной ноге, косил голову то налево, то направо, махал несуразно руками и яростно подмигивал, стремясь скорее привлечь внимание питерского сыскаря.

Климентьев подошел к нему.

- Что у тебя? Как то ты, братец, выглядишь нескромно. Хрен к заливному был даже крепок, или что? Чего танцуешь?

- Так, вон там, за поленицей, есть кто-то.

Рванули всей дружиной за поленицу.

И точно - есть.

Жандарм радостно ухватил за шиворот какого-то человека.

- Попался, который кусался. А ещё туда же, прятаться. Не умеешь, не берись.

- Кто такой? - удивленно спросил жандарма Климентьев.

- Как кто? Так это ж есть Михайлов.

Удача, как и беда, одна не ходит.

Тут и пристав с начальником станции и одним из понятых с чердака по приставной лестнице спускаются, а между ними - мужик незнакомый.

- Так что, вашбродь, вот Вам и второй Михайлов. Тот, кого Вы взяли, тот Иван, а которого мы спустили, - тот, наоборот, Федька.

- Ну-ка, покажь руки! - приказал Климентьев Ивану Михайлову.

Руки его были перевязаны белой в недавнем прошлом тряпицей.

- Развяжи.

Руки Ивана оказались сильно порезаны.

- Ну-с, и что тут скажешь? - развел руками Климентьев. - Кто супротив русского сыску выдержит? Что и требовалось доказать, он и есть кровавый убивец из псковского мужского монастыря.

Начали обыск.

Нашли: желтый бумажник, в нем 97 рублей денег кредитными бумажками, открытые, без крышки, золотые часы с золотой же цепочкой, складной медный образок, ещё часы - закрытые, с крышкой, на крышке миниатюра - бабочки и стрекозы над лужком низко летают.

Это у Ваньки Михайлова.

У Федьки нашли: кошелек с окровавленными трехрублевками, тринадцать золотых монет, из коих четыре русские, девять французские, серебро...

После повторного обыска на шее у Ивана нашли туесок на ремешке подвязанный, а в нем завернутая в мягкую тряпицу вещь красоты необыкновенной: панагия, вся в золоте и драгоценных камнях, с ликом дивно выписанным в миниатюре.

Спустя шесть часов братья Михайловы стояли перед Иваном Дмитриевичем Путилиным.

- Вы убили иеромонаха?

- Не мы.

- А как же так?

- А вот так, один я, не мы, а один я - Иван Михайлов, брат не при чем

- Так чего ждешь? Рассказывай.

Рассказ Ивана Михайлова был короток.

"В восьмом часу вечера десятого января я пошел в монастырь, и сразу направился в келью иеромонаха Иллариона.

- С целью убить и ограбить?

- Никак нет, Вашбродь. У меня в тот момент и мысли такой не было. Хотел повидать отца Иллариона, я ведь и ему служил, когда в монастыре был. Дверь кельи заперта не была. Отворил я дверь, вошел в прихожую и громко сказал:

- Боже нас помилуй.

- Аминь, - ответил Илларион.

Я вошел в комнату.

Из другой комнаты вышел ко мне отче, неся в руке сахар. Самовар стоял в первой комнате, за перегородкой, на столе... На столике я заметил нож перочинный, посуду какую - никакую. Там ещё два ножа лежали, - один большой, чижолый, для колки сахара, другой - подлинней и потоньше - для резки хлеба. Я подошел под благословение. И получил его. Мы стали разговаривать. Иеромонах спросил меня, что я делаю, где служу. Я ему рассказал, что приехал в Псков приискать себе место на железной дороге. Я ведь ранее по этой части, стрелочником, у нас в Окуловке служил.

- Дело, чадо, дело, работать надо, - кивал мне отец Илларион. - Жизнь в лености Богу не угодна.

Он наколол короткий толстым ножом сахару, пригласил:

- А теперь, сын мой, давай со мной чай пить.

Я и раньше знал иеромонаха за состоятельного человека. А в ту минуту, как он позвал чай пить да встал с ложа, под подушкой то и блеснуло что-то. Золото, никак, - понял я. И вот в ту минуту, грешен, решил ограбить иеромонаха.

- Как ты убил, покажи.

- Я схватил его за подрясник, вот так, у горла, и он ударил меня наотмашь. Я пошатнулся, он схватил меня в охапку, но я успел схватить со столика перочинный нож и два раза ударил иеромонаха, вот так...

- Отец Илларион сопротивлялся?

Да..., он схватил меня за волосы, кусал мои руки. Хватал за ножи. Как-то вышло, что уж у него в руке был нож, и я пытался ухватить его, чтоб он меня не поранил. Нож в борьбе погнулся. Улучив момент, я схватил отца Иллариона за горло и большим ножом сильно пырнул его в горло. Он захрипел и вскорости испустил дух.