Игры Проклятых

— Нельзя, — отрезал друид. Юноше все чаще думалось, что дух будто специально опровергает суждения ученика и советует с точностью до наоборот, а Трисмегист это лишь подтверждал: — Если тремя годами раньше Арганус только созывал в Бленхайм своих слуг и это — уже тогда — было опасным, то сейчас о побеге не стоит и мыслить. Тебя схватят раньше, чем ты покинешь земли Д’Эвизвила.

— У меня не осталось другого выбора. Не убегу сейчас — не убегу никогда. Никто не спустит глаз с командующего армией, пусть и той армией, которую ведут на убой.

— Вот именно — на убой. Когда ситуация выйдет из-под контроля, никому не будет и дела до полководца. Армия погибнет. А кому нужен генерал, если нет его войск? О тебе забудут сразу же после поражения.

— Да, так оно и есть, но кто тогда позаботиться об Энин?

Энин… Трисмегист никогда не был в восторге от Энин. Сперва Альберту казалось, что она мешает воплощению его планов, чуть позже — что плохо влияет на Сандро и разрушает мальчика изнутри одним своим существованием, превращает его из многообещающего ученика в слабовольную марионетку. Так оно и было, но это свойство любви: ведь светлое чувство не всегда созидает, иногда оно — воплощение хаоса. Любовь способна разрушить не только человека, но и страну, империю, мир.

Да, любовь иногда не спасает, а топит мир, топит его в крови и войнах. Трэя после десяти лет войн и хаоса пала, и все из-за украденной королевы Элейи;

Атлантия погрузилась под воду из-за любви великана Треглодэна к русалке Изаэль, а вместе с Атланией канула в лето целая цивилизация… Любовь — дело опасное. Надо было спасать мальчишку.

— Энин уже нет, — как можно учтивее выговорил Трисмегист. — Ее нет с тех самых пор, как она шагнула на путь Тьмы.

— Я на него шагнул гораздо раньше.

— Ты ошибаешься, — опроверг Трисмегист. — Тебя пытались наставить на путь Тьмы, но ты всегда умело с него сворачивал. Твой разум творил темные ритуалы, но в сердце ни на миг не угасал Свет. Энин же бросилась во Тьму, словно она — единственное спасение. Ты делал то, что делал, только потому, что так требовали чужие желания, Энин все решает по собственной воле.

— Никто не может залезть в чужую шкуру и сказать, чего хочет ее хозяин, — сказал, как отрезал, Сандро, после чего продолжил уже более спокойным, размеренным голосом, словно он был наставником, а не учеником: — Альберт, ты считаешь, что я прыгну в омут любви с головой, но ты ошибаешься. Даже не ошибаешься, а путаешь меня прошлого со мной настоящим. Раньше бы я в ущерб делам насущным, поискам спасения и свободы — как для себя, так и для самой Энин — побежал с ней в Неметон или повел смотреть на «дракона». Сейчас я бы добился расположения девушки иначе. А вместе с тем — вытащил ее из Бленхайма и разом позабыл об Арганусе и рабстве. Сделал же я все не так, как требовал здравый рассудок. Но если б я знал, куда упаду, то постелил на то место перину. Сейчас — прежде, чем начать игру — я обдумываю на шаг вперед, я научился рассчитывать и рассуждать здраво даже в сердечных делах.

Альберт, — не успокаивался Сандро. — Ты думаешь, я не вижу перемен, которые произошли с Энин? Думаешь, не замечаю, что для нее магическая сила — светлая, темная — не важно! — стоит дороже, чем жизнь сестры и собственная душа? У нее есть цель — сломить всех или быть сломленной. И она не остановится, пока не достигнет либо первого, либо второго. Я же хочу дать ей третий вариант — свободу без боя. Этот бой приму я.

— Ты все еще мальчишка, — обреченно выдохнул Трисмегист. — Быть может, умный, быть может, расчетливый и способный обдумывать на шаг вперед, но — мальчишка.

Что стоят твои слова, пока ты раб? Что ты можешь противопоставить Арганусу, пока не примешь зелье «разрыва»? Ничего. А если примешь сейчас — опять ничего. Энин и не поверит твоим словам, хоть они трижды будут правильными и правдивыми. Ты для нее еще больший враг, чем Д’Эвизвил. И пока будет так, ты ничего не сможешь изменить.

— И что ты посоветуешь?

— Ждать.

— Ждать чего? — Сандро резко забросил в камин несколько поленьев, не обращая внимания на то, что огонь и без того вырывался из каменной пасти неистовым пламенем. Огонь недовольно сощурился, запрыгал, замерцал и замер. Застыл, словно кто-то остановил ток времени. Сандро не обратил на это никакого внимания — ведь все его мысли были далеки от лаборатории с ее самодельным камином. Юноша продолжил свои причитания: — Кого мне ждать?

— Возможно, меня? — поинтересовался незнакомый ласкающий, словно дюжина куртизанок, голос.

— Возможно, — холодно ответил Сандро, даже не удостоив незваного гостя своим взглядом. Юный некромант был растерян, но умело скрывал эмоции. Неизвестный не должен знать его слабостей. — Но сперва вам надо назваться.

— Я Клавдий Батури Савильйен де Медичи, — нарочито важно заговорил Клавдий, принимая игру, — лорд Фригоя, хранитель седьмой королевской печати, советников ордена Тени, генерал восточного гарнизона Стигии. — После короткой паузы вампир добавил: — С кем имею честь говорить?