Игры на раздевание

Она даже не предложила нам чай - проигнорировала важнейший принцип английского гостеприимства. Кай справился и тут: организовал всё сам, вручив мне чашки, заварник, сам извлёк из-под письменного стола расшитую синими цветами подушку и подложил под ноги матери. Этот его жест в тот момент вызвал у меня неприязнь, но теперь, будучи сама уже взрослой женщиной, я понимаю, как ловко и мудро он дал матери понять, что в его жизни она занимает то же почётное место, что и раньше, может рассчитывать на его поддержку и заботу, но на первом и главном теперь - его женщина, то есть я.

А ещё, будучи юной и глупой, в том жесте я не прочла главного - почти уникальное умение Кая как в кокон окутывать в заботу. А ведь этому его научила именно она - его мать.

Моя кротость мне помогла: Кай ей улыбался, улыбалась и я, и женщина с невыносимым характером не имела ни малейшего повода мне противостоять. Как бы тщательно она не искала причины завести разговор с Каем о том, что я неподходящая девушка - их не было. Как и возможности поговорить с ним наедине, поэтому она пыхтела, сверкала глазами, но неизменно молчала в моём присутствии. Я поняла, почему Кай так долго скрывал от неё «нас» - он не стыдился меня, он защищал. И позволил «знакомству» случиться лишь тогда, когда оно, во-первых, уже было неизбежным, а во-вторых, неспособным меня отпугнуть - уже слишком прочно к тому моменту мы были связаны.

С его многочисленными и почти бесконечными кузинами было всё то же самое: чем с большим недовольством разглядывали меня их глаза, тем плотнее рука Кая прижимала меня к его необъятному в сравнении со мной телу.

Первый снег в том году выпал третьего января:

- С первым снегом! – объявляет мне об этом событии Кай, на волосах его капельки, бывшие пару минут назад снежинками, а губы, его слаще самого сладкого сахара губы, растянуты в улыбке.

Он вынимает из кармана своей куртки небольшой свёрток. Я разворачиваю бумагу и нахожу в ней светло-серые носки с большими белыми снежинками.

- Сумасшедший! – говорю, а у самой от восторга голос глухой, прерывистый.

Эти пушистые носки я приметила в молле ещё месяц назад: они красовались на отдельном стенде рядом с другими расцветками, но именно от этой я долго не могла оторвать глаз, как и от их космической цены. За эти деньги можно купить двадцать пар носков отличного качества и даже не в Доллараме, а в Виннерсе, например. Но это был книжный магазин, в котором всегда существовал отдел канцелярии и мелочёвки, пусть и экстремально симпатичной на вид, но рассчитанной исключительно на тех, у кого не лады с бюджетной экономикой. Считать и экономно расходовать свой бюджет я отлично умею, но любоваться ведь никто не запрещал? Это бесплатно, поэтому я любовалась, пока Кай выбирал себе толстенную книгу по программированию, стоимостью, как пять пар этих божественно прекрасных носков.

И вот они в моих руках, но недолго: Кай, присев передо мной, сидящей на кровати, на корточки, натягивает фантастическое меховое баловство на мои ноги.

- Какие же они у тебя маленькие… - приговаривает. – Твои ноги… ступни. Размер явно не твой.

А у меня пропал дар речи. Но почему-то появились слёзы. Кай поднимает глаза, видит это, пугается, обнимает и, целуя в лоб, спрашивает:

- Что я сделал не так?

- Ничего… Просто для меня никто ещё ничего подобного не делал!

- Послушай, - начинает, затем держит паузу, что-то проглатывает, хотя ничего же не жевал, - никаких подвигов. Лейф разбил телефон, и мы заехали в молл, чтобы купить новый. Выбрали, и, пока он расплачивался, я заскочил в книжный посмотреть, что за новинки к  Рождеству завезли, и увидел эти носки. Подумал: они бы очень уютно смотрелись на твоих вечно мёрзнущих ступнях, вон какие тёплые… Викки! – тут он как одержимый начинает целовать мои глаза, брови, щёки. – Я такой непроходимый осёл, Викки! Прости меня, а? Я исправлюсь!

Полвечера после этого я размышляю о том, почему его глаза сразу после этого эпизода стали немного красными, а в голосе я отчётливо слышала обрывы, как если бы его связки сковывал какой-нибудь спазм, и что, вообще, он хотел мне всем этим сказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На следующий же день Кай едва пролезает в дверь, с трудом удерживая перед собой огромный букет самых разнообразных и разноцветных цветов:

- Я не знал, какие у тебя любимые, но, может быть, ты мне теперь расскажешь?

И он стал дарить мне цветы довольно часто. Не такие большие букеты, конечно, а поскромнее, но делал это примерно раз в неделю. А ещё покупал плюшевых медведей, тапочки-единороги довольно недешёвого европейского бренда, затем перешёл на платья и даже ажурное бельё. От такого его внимания я в прямом смысле сходила с ума и совершенно не умела этого прятать, но Кай всегда оставался доволен. Ну, по крайней мере, он улыбался.

Два года спустя, в свой двадцать пятый День Рождения я впервые получу ювелирное украшение.