Игры мудрецов

Киваю, соглашаясь, и всю дорогу до заданного квадрата веду себя тихо. Публий оставляет меня с рядовыми, напоследок еще раз строго погрозив пальцем, чтобы не делала глупостей. В кузове грузовика рассаживаемся по скамейкам, санитары устраивают галдеж не хуже женщин, собравшихся на посиделки. Слушаю вполуха о том, как пациент с сотрясением, услышав от врача: «в саркофаг и череп снять» от страха спрыгнул с каталки и рванул бежать, хотя речь шла об исследовании головного мозга в медкапсуле. Как косорукий Квинт уронил на себя музейный антисептик ярко-зеленого цвета, а потом неделю не мог отстирать от него форму.

— А был у нас сержант Декс ассистентом, — рассказывает смешливый и лопоухий санитар, — сам родом из северной деревни, учился в пятом терапевтическом, а в медкартах писал, как говорил: «Дышыт вызыкулярно, хрыпит везде. Диагноз: астма».

Хохот сотрясает кузов грузовика, и я широко улыбаюсь скорее в поддержку, чем реально понимая, о чем речь. Второй санитар, давясь смехом спрашивает:

— И долго прослужил?

— До строгача у начальника отделения, потом сплавили его переводом.

— Тьер, а записи никто не скопировал поржать?

— Куда там, офицеры все себе оставили. Ходили потом и улыбались, как психи.

Веселье мое стихает моментально, потому что разговор переходит на пациентов психиатрических клиник. Догадывалась, что относятся к нам, как к дронам со сбоем в программе, но слушать оказалось неприятно. Все отношение: ловить, связывать по рукам и ногам, а потом смотреть, как трепыхаемся, пока силы не иссякнут. С животными обращаются нежнее и внимательнее, а мы, будто не цзы’дарийцы вовсе.

Заданный квадрат оказывается бескрайней равниной, заросшей травой. Над головой промокшие насквозь грозовые тучи, тяжело свисающие до самого горизонта. Перед глазами редкие заросли кустарника и молодых деревьев, как штрихи на полотне травы. И, куда не обернись, все синее или зеленое.

Прибываем одними из первых. Готовые модули госпиталя на колесах, доехавшие своим ходом, рядовые выстраивают в два ряда. Шесть основных блоков и три вспомогательных. А между ними ставят палатки переходов и отдельно возводят хозблок.

— Тиберий, пошли, с нас северный ход, — зовет лопоухий Квинт.

Я срываюсь следом и на ходу шепотом признаюсь:

— Я не умею, не знаю как.

Лучше сразу сказать, чем промолчать и сделать что-то не так. Жду подколок, возмущения, но санитар улыбается:

— Это учения, Тиберий, здесь учатся. Так бы и сказал, что совсем новенький. Идем, все покажу.

Объясняет не хуже Публия, только медленнее, как для не очень умных. Я рада, потому что успеваю распаковывать ящики, собирать стойки и раскатывать тент по земле, пока Квинт делает то же самое и мною руководит.

Над головой бесшумно пролетает десантный катер, унося за собой шлейф горячего воздуха и запах отработанного топлива. Мгновением позже прибывают инженерные войска и начинают ставить палатки. Из катера на лебедке спускают другие мобильные модули.

— А вот и штабные, — усмехается санитар, вбивая в землю колышки. — Пока разгрузятся, мы уже госпиталь развернем. Давай, давай, Тиберий!

Отвлекаюсь на Квинта и разглядеть Наилия так и не успеваю. Ввязалась в учения, чтобы ближе быть, а сейчас переживаю, как увидеться хотя бы раз. Чем дальше, тем больше затея кажется наказанием. Не рад генерал, что я захотела остаться мужчиной. Решил доказать, что военные не просто так носят форменные комбинезоны? Я знала, но ощутить на себе стоило. Такое же испытание, как весенний бал или прием в особняке Марка. Справлюсь. От переживаний дергаюсь и слишком сильно затягиваю трос на колышке.

— Тихо, тихо, — тормозит меня Квинт, — потом не развяжем. Слабее нужно и узел другой. Дай.

Помогает и снова отворачивается. Ящики с оборудованием мне санитары в руки больше не дают, сами таскают. Когда суета заканчивается, остаюсь со всеми в комнате отдыха. Раскрасневшиеся от жары и работы, но счастливые военные медики глотают из походных фляг имбирный напиток с лимоном и медом. Мне достается немного в мерной емкости, а на вопрос, откуда я такой странный взялся, рассказываю историю про гейзер и ожоги так, как услышала ее от майора Рэма. Палатка вздрагивает от хохота, санитары утирают слезы, а потом по очереди ко мне приглядываются.

— Если бы безопасники перед тем, как байки сочинять, в медицинскую литературу заглядывали, цены бы им не было, — улыбается Квинт, — так себе легенда. Но ты не беспокойся, правду из тебя никто клещами тянуть не будет. К нам часто кого-нибудь засылают пересидеть проблемы, мы привыкли. В прошлый раз техник был, так он нам все починил и отрегулировал, до чего руки дотянулись. Однако повязка у тебя из-под рукава торчит. Правда, что ли, обжегся? Или порезался?

— Шрамы свел, — выпаливаю я и машинально засучиваю рукав, а Квинт тихо свистит:

— Тьер, и молчишь? Когда была перевязка? Дай посмотрю.

— Да все уже зажило, — смущаюсь и срываю белый пластырь.