Игры двуликих

– Думаете, отвечу? – кажется, собеседник хмыкнул, но модулятор голоса – это был именно он – не позволил сказать наверняка. – Скажем так, я человек, желающий хорошо прожить остаток дней. В чем вы, товарищ капитан, сильно мешаете.

– Чем же? – он пытался уловить хоть тень интонации, но не мог даже сказать, с мужчиной говорит или женщиной.

– Ищете то, что никто, кроме вас, не ищет; срываете организованные мероприятия… с лихвой хватает, чтобы умереть в наше время. А ведь есть риск, что вы-таки найдете меня… Я слишком много сделала, чтобы всего лишиться из-за одного человека!

«Она! Баба!».

– Вы же не просто поболтать решили? Для чего этот разговор? – Звонарев перешел на деловой тон.

– Конечно, не просто – она помолчала – вы, наверное, поняли, что я знаю про вас все. Где живет мама, где бывшая жена… и, представьте, знаю маленький секрет – о том, кто прострелил голову бандиту … Мухину, кажется?

Капитан похолодел: об этом знали двое – Ермолаев и он.

– Да, Виталий был чересчур благородным… – она надолго замолчала – не захотел губить молодому, преданному делу офицеру жизнь. Предпочел уйти – без пенсии, без почестей, чтобы ты мог работать! – модулятор не скрыл прорвавшейся злобы – Впрочем, дело прошлое: у нас другие проблемы, так?

– Чего ты хочешь?

– Предложить сделку. Ты напишешь записку, где возьмешь на себя вину за перестрелку в деревне, за убийство Луганского и за убийство того парнишки, в квартире. Еще напишешь, что нашел архив и уничтожил, так как чувствовал вину перед Ермолаевым – опишешь подробно, что произошло в той квартире. Все это тщательным образом оформишь, выйдешь на людное место и выстрелишь себе в голову.

Звонарев расхохотался:

– Идиотка! Я найду тебя! – и выстелю тебе! в голову! – тут же одернул себя: злить неизвестного пока врага не стоило, но нервы звенели; сердце бухало, готовое вот-вот разорвать грудь от бессилия и злобы.

– Возможно – больше всего капитана выводил из себя безжизненный, механический голос – но тогда я велю убить твою мать, жену, коллегу Юркова, однажды спасшего тебе жизнь, и его жену с дочерью тоже – за компанию. После того, как я закончу, ты сам не захочешь жить – но будет поздно: схоронишь всех, кто был дорог.

Капитан чувствовал, как по вискам бегут, собираясь в ручейки, капли холодного пота. Она знает все – и теперь использует: даже если попросить Настю спрятать тех, кого баба перечислила… да и не будет Юрков прятаться…

– Задумался?

– Мразь!

– Ругаться тебе осталось… обидно, правда? Даю три дня – все сделаешь, не трону остальных. Прощай.

Пиликнув, телефон отключился. Звонарев, почти теряя сознание от ярости, упал на диван:

– Едем! – Харон влетел в комнату, схватил сумку – Театр драмы!

Капитан взвился на ноги: к «Мерседесу» бежали бойцы – через десять секунд автомобиль с воем сорвался с места.

Димка летел по дороге, сосредоточенно крутя руль – машина проходила в каких-то миллиметрах от аварии, игнорируя светофоры и знаки: Звонарев, сжав до боли кулаки, все равно мысленно торопил: «Ну же! Ну!». Бойцы щелкнули затворами автоматов – «Мерседес» подъезжал к величественному театру, украшенному каменными лицами, улыбающимися и плачущими в свете луны.

– Твою мать! – пробормотал Харон, с визгом останавливаясь возле главных ступеней: почти одновременно с другой стороны подлетел джип «БМВ», из которого выскочили пятеро вооруженных парней.

Из дверей театра валила толпа людей – в основном женщин среднего возраста… Казалось, им не будет конца – они шли, смеялись, разговаривали… и безнадежно расходились в стороны, как ручейки от бурной реки. Нарядно одетые, в целом они походили друг на друга, как сестры – цветная блузка, темная юбка, часто легкий шарфик на плечах, много косметики и бижутерии.

– Что такое? – заорал капитан – откуда? Время полдвенадцатого!

– Вон – Харон ткнул пальцем в афишу – Читай – в его голосе пропал всякий энтузиазм.

Звонарев уставился на плакат, освещенный фарами: «Один день в городе! Истинный ценитель женской души – Стас Бондарев! До полуночи на сцене!».

Капитан вспомнил, певец нравится матери – поет какие-то красивые и лживые слова о любви…

– Она нас перехитрила – Димка стучал ладонью по коробке передач.

– Позвони, узнай, тут ли она! – потребовал Звонарев и открыл дверь.

Он шел навстречу толпе, заглядывая в каждое лицо и морщась от едкой смеси запахов – духов, пота, табака, жвачки… некоторые узнавали – шарахались в стороны, как от чумного, другие удивленно смотрели на мужика с горящими глазами, хватающего за руки каждую женщину…

«Где же ты, мразь? Кто ты?» – он чувствовал: стоит ее увидеть, хотя бы мельком, узнает. Мысль была иррациональной, нелепой, но капитаном двигал не разум – слепая, пульсирующая с каждым ударом сердца пелена застила глаза, в алом тумане проступали лица: одно, другое…

– Саня – Звонарев почувствовал, как его взяли под руку – Поехали! – Харон тащил его к машине.

– Позвонил?

– Да. Нашли телефон – в мусорке. Шевели ногами! – рявкнул Димка, хорошенько его тряхнув – нет ее, ушла! Люди на тебя косятся, вон, «трубки» подоставали!