Игрушка Двуликого

«Ей что, понравилось?!» – ошеломленно думает он, неожиданно для себя самого сдергивает ткань с ее живота и бедер и… с трудом удерживается от желания зажмуриться: внутренние поверхности бедер Брани – одно сплошное черное пятно, а волосы внизу живота слиплись от крови.

Смотреть на следы своего ночного безумия просто невыносимо, поэтому он отводит взгляд в сторону и вдруг понимает, что видит ее глаза, в которых вместо ненависти горит ЖЕЛАНИЕ!

Он сглатывает снова, а она… она улыбается! И не просто улыбается: сначала медленно подтягивает пятки к заду, а затем разводит колени…

«Не понимаю!» – мысленно восклицает Бельвард и вдруг ощущает, что зверь, взявший над ним верх накануне, начинает просыпаться. Нет, проснулся и снова жаждет распластавшуюся на кровати девку!

Словно почувствовав изменение в его состоянии, Браня томно прикрывает глаза и чуть заметно двигает телом вправо-влево, от чего ее груди начинают тяжело колыхаться.

– Уймись, дура!!! – рычит он. – А то ведь не удержусь…

Не унимается – радуется. По-настоящему. И в этот момент Бельварда осеняет – Браня просто хочет жить! И делает все, чтобы угодить его зверю…

…Серый не запирался ни мгновения – услышав заданный вопрос, он виновато опустил глаза и сгорбил плечи:

– Да, рассказал… Все… Сегодня ночью: меня допрашивал сам Бер, а у него не промолчишь…

«Можно было умолчать!» – подумал Бельвард, но озвучить свою мысль не успел – Серый шмыгнул носом и еле слышно добавил:

– Ваша светлость, он задавал вопросы так, как будто знал все. Видимо, говорил со Штырем или с кем-то из его пятерки…

«Со Штырем?» – недоверчиво прищурился юноша, а через мгновение злорадно ухмыльнулся: маменька не изменила своим привычкам. И убрала тех, кто слишком много знал…

…Во время завтрака леди Марзия вела себя так, как будто Вален и Миддар были еще живы, а Бельвард все еще считался ее сыном и смотрел на мир обеими глазами. Причин ее веселья юноша не понимал, поэтому ел, уткнувшись в тарелку, и старался не вдумываться в смысл шуток. Но когда она потребовала у Бера послать кого-нибудь за музыкантами, не удержался и скрипнул зубами.

Маменька услышала: повелительным жестом выставила из трапезной всех, кроме Мельена, встала со своего места, танцующим шагом обошла стол, уселась рядом с Бельвардом и – невиданное дело! – оперлась локтем о столешницу.

– Злишься?

– Да…

– Зря: у нас с тобой сегодня праздник!

– Праздник?! – горько переспросил юноша. – У нас с вами?

– Да, ты не ослышался! – кивнула она, приблизила губы к его уху и радостно прошептала: – Сегодня ночью в Авероне скоропостижно скончался мэтр Регмар!

Бельвард аж подскочил:

– Глава гильдии лекарей? Тот, который выступал на суде над Бездушным?

– Он самый!

Юноша почувствовал, что расплывается в мстительной улыбке:

– О-о-о!!! Кстати, а почему «скоропостижно»?!

– Потому что следов пыток на нем не осталось… – выделив интонацией словосочетание «на нем», ответила мать и злорадно оскалилась: – Ведь выжженные внутренности снаружи не видны!

– Зато живы еще трое… – справившись со вспышкой радости, напомнил Бельвард.

– Пока живы… – усмехнулась леди Марзия, услышала скрип открывающейся двери и рявкнула на весь донжон: – Убирайтесь к Двуликому!

Створка остановилась, дрогнула и все-таки распахнулась. Открывая взгляду бледного, как выбеленное полотно, голубятника, стоящего на коленях:

– Не велите казнить, ваша светлость! Тут то самое письмо… Ну, от Извара Зипуна!

– От кого?! – не поняла леди Марзия.

– От старшего одной из пятерок… – вскакивая на ноги, объяснил Бельвард, подбежал к голубятнику, вырвал из его рук крошечный кусочек пергамента и вчитался в корявые, налезающие одна на другую буквы:

«На п. дв. «Св. Р» пр-л абоз НЛ. Част паехл. д. Таропица.»

– Что это за белиберда? – спросила маменька, невесть как оказавшаяся рядом с сыном и вглядывающаяся в текст.