Закончив рассказ, жрец уставился мне в глаза – видимо, ждал хоть какой-то реакции на то, что Двуликий на самом деле девушка. И не дождался – единственными девушками, до которых мне было дело, были Ларка и Мэй.
– Двуликая – не Бог, а Богиня. И с самого начала времен несет нам Истинную Справедливость… – через какое-то время буркнул Арл. – А считать ее мужчиной начали люди. Впрочем, мы, ее жрецы, не возражаем – мужчин почему-то боятся больше. Хотя, на мой взгляд, некоторые женщины в разы опаснее…
С трудом заставив себя вдуматься в то, что он сказал, я вскинул взгляд к лику Уны и повернулся к Арлу:
– Почти полночь… Я прошел свой Путь и хочу получить обещанное…
Несколько долгих-предолгих мгновений жрец смотрел мне в глаза, затем кивнул, тяжело оперся на колени и встал:
– Следуй за мной…
Я представил себе лицо Мэй, мысленно попросил у нее прощения за то, что не уберег, и, вскочив на ноги, пошел за Арлом к белой двери храма…
…Как обычно, главный зал утопал во тьме. Свет единственной свечи, прорывающийся сквозь замысловатые щели прорезного каменного светильника, по традиции висящего в правом дальнем углу, освещал лишь некоторые участки стен, часть потолка и половину фигуры Двуликой.
В этот раз скалящийся череп Богини, ее пожелтевший от времени костяк и Серп Душ [235], зажатый в деснице, не произвели на меня никакого впечатления – я был уже мертв и не ощущал ничего, кроме нетерпения.
Добравшись до подножия статуи, Арл шевельнул рукой, приглашая меня занять место за его плечом, затем возложил руки на молельный шар и застыл. Минут эдак на пять. А когда закончил общаться с Богиней-Отступницей, медленно повернулся ко мне и вскинул вверх свой жезл:
– Кром по прозвищу Меченый! Ты служил Истинной Справедливости не телом, а душой от первого и до последнего Шага своего Пути. И теперь я, верховный жрец Двуликой, буду говорить ее голосом!
Странно, но последние слова Арла прозвучали как-то иначе. И от силы, которая в них появилась, меня слегка затрясло.
– Не осталось ли у тебя незавершенных дел, которые требуют твоего присутствия на Горготе?!
Вопрос Двуликой вдребезги разнес все барьеры, которые я ставил между собой и жаждой мести, сжигающей остатки души, и заставил меня снова вспомнить Унгара Ночную Тишь.
– Нет… – хрипло ответил я, сжимая кулаки. – Не осталось…
– Твой дух неспокоен… – чуть менее громко, но так же уверенно заключил Арл и сдвинул брови к переносице. – Я хочу услышать ПРИЧИНУ…
Выплескивать свои чувства перед Богиней не хотелось. Но услышать ее «уходи, ты еще не готов!» я не мог, поэтому вскинул голову и уставился в мертвую глазницу ее лика:
– Часть моей души жаждет крови того, кто отнял у меня мою Истинную Половину. Но одну жизнь, целиком посвященную мести, я уже прожил, поэтому оставляю этот долг тем, кому есть ради чего жить…
– А что, тебе уже незачем?
Я отрицательно помотал головой.
– Что ж, ты сделал один выбор. А теперь я предложу тебе другой: сделай шаг влево!
Я шагнул… и чуть не ослеп, когда вспыхнули факелы, расположенные на левой стене храма.
Зажмурился, дождался, когда глаза привыкнут к изменению освещения, вскинул голову и онемел: левая половина статуи Двуликой, которая до этого момента пряталась во мраке, оказалась живой – потрясающе красивая половина молодой девушки прижимала к груди младенца и смотрела на меня с улыбкой!!!
– В одной моей руке – Серп Душ, в другой – ребенок. Серп – это Темное Посмертие, которое ты заслужил, пройдя свой Путь. Ребенок – новое перерождение для твоей матери и сестры, которое я хочу подарить тебе за то, что ты, проходя его, вернул к жизни свою сожженную душу. И если ты решишь не уходить, то они возродятся в твоих детях…
То, что Лэйара не сказала ни слова о Мэйнарии, напрочь лишило меня способности соображать: я сжал кулаки, шагнул к статуе и, чувствуя, что делаю безумную глупость, рявкнул на весь храм:
– И это ты это называешь Истинной Справедливостью?!
Арл схватил меня за рукав и потребовал, чтобы я его дослушал, но мне было уже все равно – я смотрел в глаза Двуликой и высказывал все, что думаю о ней и о предложенном мне выборе:
– Если я выберу смерть, то лишу возможности перерождения тех, ради кого пришел в этот храм…
– Кром, обернись!