Игрушка для Шакала (СИ)

Еще минуту я сижу возле постели, разглядывая расслабленное волевое лицо. Оно никогда не казалось мне красивым, но я успела привыкнуть и даже привязаться. В груди больно заныло от ощущения надвигающейся пустоты. Не ожидала, что мне будет так трудно решиться на этот шаг. Думала, что самое страшное — это неопределенность. Но теперь понимаю, что это не так.

Этот человек проник в душу и поселился там. Неожиданно, не спросив разрешения. И теперь хочется послать к черту все свои планы и отдаться его заботе и ласке. Забыть обо всем, что нас разделяет, сделать вид, что мне не важна моя свобода. Но я не могу позволить себе эту слабость.

Если мой побег удастся, то мы никогда больше не увидимся. А, если нет, то он никогда не простит. В любом случае, мое решение все изменит в наших отношениях, которые закончатся сегодня ночью. И, черт! кто ж знал, что это будет так трудно!

Я знаю, что предаю его. Понимаю, как это низко и подло. Но другого выхода нет. Шакал не отпустит, на то он и Шакал. Хищник не выпустит добычу. И единственный выход — притвориться мертвой, усыпить бдительность и сделать бессмысленными все последующие поиски.

Я пыталась ему верить, пыталась быть послушной девочкой, как ему нравится. Но все это игра, мне не свойственная. А своенравной Вероники Араловой ему рядом не нужно. Одаевский хочет свою сказку, которую сам себе придумал и почти заставил поверить в нее всех, включая меня.

Почти.

Если бы не Калинин, у меня бы не осталось выбора, кроме этой красивой сказки. Которую я не заказывала. Одаевский был бы счастлив, а я бы перестала себя уважать. Разве ему хочется именно этого? Странные желания, мне не понятные.

Послушной куклой мне не стать, а, значит, он очень быстро найдет мне замену. Любая захочет на мое место, станет его послушной игрушкой по первому же щелчку пальцев.

А в моих глазах такое послушание — это проявление слабости, которая мне не свойственна.

Девочкам можно быть слабыми, но не мне.

Меня не так воспитывали.

Поднимаюсь и выхожу на палубу. Подхожу к бортику.

Ночью вода кажется совсем черной, и это пугает. Словно бездна, которая манит, переливаясь в лунном свете. Один шаг — и она поглотит меня, растворит в опасной стихии.

Поднимаю голову и смотрю на рясную россыпь звезд. Их так много, этих далеких планет и галактик, но так хорошо рассмотреть всю эту красоту можно только за городом в безоблачную погоду. Невероятное, завораживающее зрелище. Вдыхаю морской воздух, стараясь вобрать в себя эту ночь и набраться решимости для следующего шага.

Всего шаг…

Один шаг — и моя прошлая жизнь перестанет существовать, останется иллюзорным воспоминанием. Но шагнуть нужно за борт, спрятаться в манящей черноте водной стихии.

Перекидываю ногу за ограждение, потом вторую. Стою на краю, крепко вцепившись руками в бортик яхты, не в силах решиться на последнее движение.

Там, в каюте, было так уютно и хорошо. И я чувствовала себя счастливой. Все казалось таким правильным и естественным. Будто кто-то, находящийся наверху, тот, кто гораздо мудрее меня, сплел цепь событий моей жизни, которая привела меня к этому моменту. Может, и не нужно отрицать его власть? Быть может, я могу потерять намного больше, чем свободу?

Но как потом простить себя за минутное помешательство? Как позволить себе мимолетное счастье? Я не умею так, не думая о последствиях. Мой отец всегда учил меня просчитывать шаги наперед. А тут и считать нечего. Увлеченность Шакала быстро пройдет, и у меня второго шанса не будет.

Море спокойно, оно манит и зовет. Прохладная вода совсем близко, практически у самых ног.

Всего шаг.

Прохлада обжигает, стоило мне прыгнуть. Вода обнимает со всех сторон. Я выныриваю и плыву вперед. В надежде, что Калинин не обманет и меня скоро вытащат отсюда. Он убедительно обещал, и я поверила. Это мой единственный шанс на свободу, другого не будет.

С каждой секундой, которая кажется мне бесконечно долгой, я отплываю все дальше от яхты. И от Одаевского. Сердце бешено колотится в груди. От страха перед неизвестностью. И, одновременно, от возможной перспективы наказания, если мой побег раскроют.

Внезапный всплеск на волнах, и я почти тут же ощущаю на своем теле крепкие руки. Они, подхватив меня, как пушинку, выталкивают из воды, подкидывая. Другие руки поднимают меня и помогают забраться в лодку. Еще один всплеск, и я узнаю в, вынырнувшем из воды, мужчине Калинина.

— Трогай, — командует он.

Тихо затарахтел мотор, лодка дернулась и понеслась прочь от проклятого места. Мне на плечи ложится теплый плед, а главное, — сухой. Так намного легче, хотя зубы от холода еще стучат.

Впереди виднеется яхта, не такая роскошная, как у Одаевского, но и маленькой ее не назовешь. Именно к ней мы подплываем, и мне помогают забраться на борт.

С того места, где находится яхта Шакала, этот транспорт не рассмотреть. Вот почему меня встречали на лодке, которая еще и выкрашена в черный цвет. Так было нужно, чтобы ее невозможно было разглядеть в темноте. Даже я ее не видела, хоть мы и договорились с Калининым заранее, в какую сторону мне нужно плыть.