Игрушка для хищника

— Я всегда держу слово, Лучик. Всегда. — и все равно целую, оторваться не могу, и прижимаю так крепко, что, кажется, кости сейчас трещать начнут — Обещал, что отпущу, — значит, отпущу. Только домой пока отвезу. В наш дом. Отойти тебе нужно, — руки дрожат от того, что пальцами по щеке ее глажу. Никогда не дрожали, а сейчас — как у алкаша последнего. — Они ничего тебе не сделали? — и еще крепче прижимаю, уже и силы не контролирую, ничего не контролирую, когда она со мной.

— Нет. Не сделали, — боже, как можно смотреть на эти, чуть приоткрытые губы и не впиться в них? Но только прикасаюсь пальцами, лихорадочно скользя, размазывая дождь. — Не то обещал, Артур. Не отпускать, — вот что обещал. Держи свое слово.

— Точно? — отстраняюсь, прищуриваясь, — блядь, дождь совсем глаза позаливал. Я все правильно услышал или у меня уже глюки? — Света? А все, что было, а, — ну да, она сейчас же в шоке. Ей просто нужно отойти. А то говорит, сама не знает, то.

— Плевать, — обхватывает мою шею руками, сдавливая, наклоняя лицо к себе. — На все плевать, Артур. Я же без тебя не живу! Не живу, понимаешь? Как ты вообще мог пропасть так надолго?

— Не отпущу, — накидываюсь на ее губы. Кажется, это у меня шок, а сегодня, — день невозможного! — Вот теперь уже — не смогу отпустить, Света. Меня может хватить на такой шанс только один раз.

— Никогда, — рвано выдыхает, обхватывая мое лицо своими ладошками. — Никогда больше не отпускай. И … Не исчезай, Артур! Никогда!

— Никогда больше, маленькая, — зацеловываю мокрые волосы. Может, меня Альбинос все-таки

стрельнул и я по ошибке оказался в раю?

— Никогда больше не пропаду. Клянусь.

— Тигр, ты хочешь, чтобы я вам потом обоим бульйончики в постель носил, когда у вас будет воспаление легких? — доносится до меня, как сквозь гул, бурчание Морока. — Дождь ледяной!

— Никогда, — шепчу, целуя ее заледеневшие руки.

Какой там на хрен дождь, если она со мной?

26 ЭПИЛОГ

— Тигр, а тебе что, когда от Альбиноса уезжал, спину не подпалило? Странно. Даже запаха гари не слышу.

Прошло три дня, как я привез в этот дом Свету.

И на все это время мы просто выпали из жизни, — а вернее, — возвращались к ней, заперевшись от всего мира.

Любя, проваливаясь в сон, потянувшись снова руками…

Без слов.

Напитываясь, заполняясь, напиваясь друг другом.

Нам не нужно было говорить, — все было в глазах, от которых не оторваться.

Отчаяние, — у каждого свое, разное. Боль, — одинаковая на двоих. Страх — в котором нет ничего безумнее, чем потерять другого. Любовь, — с таким множеством ее оттенков, что понадобиться больше одной жизни, чтобы изучить каждый из них.

Мы так и замерли, глядя в глаза.

А потом… Что-то щелкнуло в обоих, — и мы набросились друг на друга.

Срывая мокрую одежду, срастаясь кожей, трогая лица друг друга так, как прикасаются слепые, — чтобы вобрать, каждую черточку, каждую трещинку, — снова воскресить под своими пальцами и вобрать в себя без остатка, навсегда.

Трое суток слились в одно мгновение. Безумно долгое, в котором мы не разделялись ни на миг.

Будь это обжигающая вода душа или обеденный стол или кресло, — все становилось местом, где можно слиться в одно.

Обжигаясь кожей, с ума сходя от горящих любимых глаз. Превратившись в одну все на своем пути сносящую стихию.

Через трое суток Морок все-таки прорвался в наш дом. За это время он действительно стал нашим, — я не знаю ни одного здесь миллиметра, который бы нами не пропитался. И на котором бы мы не успели полюбить друг друга. И не один раз.

Прорвался, приведя с собой своего врача, внося запах промозглой осени и с кучей новостей. Заставил меня таки занятся плечом, о котором я даже и не думал, — да что там, я его просто не замечал и вот теперь, усевшись в мое любимое кресло у камина рядом со мной, потягивает мой любимый виски.

— Спину? При чем здесь спина? Вообще — о чем ты?

Нет, у Морока, конечно, специфическое чувство юмора, это я уже заметил, но не настолько же…

— Ты что, вообще здесь потерялся? Новостей даже не смотрел?

Только качаю головой, усмехаясь. Все самые главные новости, которые для меня имеют смысл, сейчас возятся на кухне в своем развратном топике, который так выпячивает торчащие соски, что прямо хоть бери теперь и убивай и друга и его врача за то, то застали врасплох и успели это заметить.

Хочет как можно вкуснее накормить Морока, которого обожает как своего спасителя. Так обожает, что мне хочется выставить его за дверь, несмотря на дружбу. Моя женщина ни на кого не имеет права смотреть такими глазами.

— Смотри, — Морок запихивает флешку в мой ноут. — Лично я готов смотреть на это — бесконечно.

Чуть не давлюсь вискарем, любуясь на то, как дом Альбиноса красиво взлетает на воздух. Красочно, — яркой вспышкой огня. А как поэтично потом стучит дождь по шипящим тлеющим останкам! Да…. Морок таки романтик, базара нет!

— Что ж ты сам… — грустно бормочу. — Когда?

— Прости, брат, — я думал, что ты уже… Не сможешь. А оказалось, как раз после того, как ты оттуда вышел. Ты — просто сказочно везучий сукин сын! Еще бы пять минут, — и я снес бы тебя вместе с ублюдком.